– Вот именно, Вилли. Пора тебе уже заткнуться. – Делия вынимает шприц и держит иглой кверху. Подходит Эшлинг, хватает низ рубашки Вильяма и задирает, обнажая полоску бледного, рыхлого живота.
Делия подносит иглу к коже.
– Куда ты обычно колешь? – спрашивает она. – Скажи, куда тебе сделать укольчик?
– Не надо, – просит Вильям. Он качает головой и прижимается к спинке стула, чтобы быть подальше от нее. Но деваться некуда. Он в панике. Как мы и хотели. – Никогда не поздно остановиться.
Я смотрю на Делию.
С минуту все стоят не двигаясь.
Сейчас она скажет о том, что ей известно. Скажет, что она от него хочет. Я смотрю во все глаза и жду.
Но Делия ничего не говорит, а молча втыкает иглу в живот Вильяма и вводит содержимое шприца.
Лицо Вильяма из красного становится мертвенно-белым. Он судорожно пытается освободиться. Эшлинг толкает его к спинке стула и хватает рукой за горло.
– Сиди тихо, – говорит она.
– Смотри не повреди его, – говорит Эван. – Он как большущий спелый персик. Надо обращаться с ним аккуратно, а то у него товарный вид испортится.
– Пожалуйста, – снова просит Вильям. Нет, не просит, а умоляет.
Делия снова наполняет шприц и снова делает укол.
– Как это «испортится»? – спрашиваю я. – Делия?
– Говорят, в конце жизни люди становятся мудрее, – вставляет свое слово Эван. – Приятель, не поделишься крупицами мудрости?
– Черт! – шепчу я. И начинаю кое-что понимать. Перчатки. Разговор об отпечатках пальцев. – Что происходит?
Эван оборачивается ко мне и непринужденным тоном поясняет:
– Как известно, инсулин снижает содержание сахара в крови. Это важно для диабетиков, поскольку их организм не вырабатывает инсулина. Но если получить избыток инсулина, и содержание сахара резко понизится, это приведет к шоку, а потом впадешь в кому. Замедлится дыхание, замедлится пульс. А потом… потом ты уже перестаешь дышать, и пульса больше нет.
– Постойте, – говорю я. – Вы что, на самом деле хотите его убить?
От этих слов Вильям вскрикивает, но, похоже, не удивляется. Поднимаю глаза. Кажется, это новость только для меня одной.
Эшлинг и Эван следят за Вильямом. Себастьян открывает рот, вроде бы хочет что-то сказать, потом качает головой и закрывает рот. Смотрю в глаза Делии.
– Джуни.
– Ты же сказала, что вы его только припугнете.
Качает головой. На миг огонь стихает.
– Прошу тебя, Джуни, не сердись. – Она смотрит мне в глаза и говорит так тихо, что я ее с трудом слышу.
Наши глаза встречаются, чувствую, как она проникает ко мне в душу.
– Ты не знала, – говорит Вильям. Голос у него внезапно становится очень спокойным. – Значит, ты ничего не знала.
Я поворачиваюсь. Рот у него влажный.
– Пожалуйста. – Его глаза отчаянно молят о пощаде. Хочу отвести взгляд и не могу. Чувствую, как он смотрит в меня, видит мои сомнения и пытается их усилить. – Дай мне апельсиновый сок из холодильника. Это все, что мне нужно. И мы сделаем вид, будто ничего этого не было. Я забуду обо всем, что здесь произошло…
– Замолчи, – говорю я, но на этот раз не так убедительно. Не чувствую себя сильной. Мне вдруг становится очень холодно. Поворачиваюсь к Делии. – Ди? – Слышу свой голос, словно со стороны. Такой слабый и жалобный. – Мне страшно.
Делия передает шприц Эшлинг. Подходит ко мне и обнимает.
– Все в порядке. Даю тебе слово, все будет хорошо. – Она прижимает меня к себе, такая теплая.
– Не слушай ее, – просит Вильям.
– Заткнись, старый козел, – рычит Эшлинг на Вильяма. – Заткнись, заткнись, заткнись!
– Прости, что я тебе сразу не сказала, – говорит Делия. – Не смогла. Я… Но так нужно. Он не должен дышать, не должен жить. Всем будет лучше, если его не будет…
– Я ни в чем не виноват, – убеждает меня Вильям. – Джун, я ничего не сделал. Она тебя обманывает. Что бы она ни говорила…
Делия поворачивается к Вильяму:
– Думаешь, я оставлю тебя в этом доме со своей матерью? И с ее ребенком? А что, если родится девочка? Ты и ее изнасилуешь, как хотел изнасиловать меня?
– Это все неправда, – сопротивляется он.
– У меня есть идея, – говорит Эван. – Может, хватит уже врать, может, напоследок скажешь что-нибудь стоящее? – Эван пожимает плечами. – Ну, давай, Вилли. У тебя осталось, скажем… минут десять. Наверняка тебе есть что сказать. Ты ведь даже не попросил у Делии прощения. Неужели ты не хочешь это сделать?
– Принесите мне что-нибудь поесть, – бормочет Вильям. Голос у него вязкий и сонный. – Что-нибудь сладкое.
Делия быстро идет на кухню. Я слышу, как хлопает дверца холодильника. И вот она возвращается, а в руках у нее банка с вишнями мараскино. Может, она передумала. Может, с самого начала так все и было задумано.
Она открывает крышку, лезет в банку и извлекает одну ярко-красную вишенку. Поднимает и спрашивает:
– Подойдет?
Вильям кивает.