В тот день я решил пожалеть себя как следует и потопал в паб. Пешком туда чуть не час; пока добрался, в горле пересохло. Взял пинту доброго эля, сел в сторонке. В зале толклась кучка стариканов, но ко мне не приставали – и слава богу.
Употребил первую пинту, потом вторую и к третьей созрел отлить. А когда возвращался из сортира, заметил на стенке фотографии. Старинные черно-белые снимки в дешевых рамках. В любом английском кабаке висит такая фигня: местная команда по регби, или чей-нибудь брательник рядом с вратарем «Манчестер юнайтед», или прадедушка хозяина заведения.
Но там тематика оказалась иная. Я сперва подумал, снимки жутко древние, начала девятисотых годов, а то и раньше. Именно из-за сюжетов. Я тогда постоянно ошивался в Сесил-Шарп-Хаусе, ковырялся в архивах и старых книгах, так что сразу их узнал. То есть не сами фотографии, а общий дух.
Группа пацанов беспризорного вида: мешковатые сюртуки, будто с чужого плеча; высокие ботинки или мягкие кожаные сапожки; на головах цилиндры или рабочие фуражки, украшенные плющом и хвойными ветками. Зима; земля присыпана снежком. На одном снимке ребята стучат в дверь коттеджика. На другом стоят рядком с палками в руках, вроде прогулочной трости, и таращатся в камеру с тем нелепо мрачным видом, какой всегда бывает на старинных снимках. Как будто им строго-настрого приказали ни за что не улыбаться. На последней фотографии все выстроились полукругом на макушке холмика.
Скажете: ну и что, ничего особенного?
Возможно, если бы не одна деталь. На каждом снимке один из пацанов держал некую штуку наподобие самодельной клетки, тоже украшенную зеленью. Не то чтобы настоящая птичья клетка, а просто два обруча из ободранных ивовых прутьев, помещенных один в другой и перевитых плющом и падубом. Внутри к крестовине, где прутья пересекаются наверху, что-то подвешено. На снимке возле двери вообще почти ничего не разобрать, но на двух других клетка вырисовывалась достаточно четко.
На том фото, где они выстроились на холме, клетка пустая и стоит у ног самого мелкого пацана. На втором, на фоне перелеска, тот же мальчуган держит конструкцию из ивовых прутьев перед собой, словно фонарь. Тут ее было видно поближе, и я разглядел, что там внутри: дохлая птица, подвешенная за одну лапку. Не тетерев, куропатка или фазан, которых стреляют на охоте, а крохотная, с воробья, которой даже на один прикус не хватит.
Но они и не собирались ее есть. Я сразу сообразил, поскольку насмотрелся таких картинок в Сесил-Шарп-Хаусе. Смысл был в том, чтобы убить птичку, а потом шастать от двери к двери по деревне и демонстрировать ее трупик, распевая колядки:
Старинная колядка, ее поют на второй день после Рождества – День подарков, или День святого Стефана. Здешняя традиция, у вас в Штатах такого нет.
В те времена, когда сделаны эти снимки, мужское население деревень вооружалось палками, вспугивало из кустов корольков и сбивало их, не давая упорхнуть.
Ну да, согласен, смахивает на варварство. Да как есть варварство. Но когда-то именно в этот день разрешалось бить корольков. Если тронешь птаху в другое время года – жди всяких бед. Кажется, кое-где даже законы такие были.
Песен на сию тему предостаточно. «Битый королек» или «Радость видеть короля». Рождественские колядки, но стишки вообще-то дико древние. Убиваешь королька и таскаешься с ним по всей деревне. Он символизирует старый год, который приносят в жертву, чтобы из его праха смог подняться новый год.
Вот про что эти песни. Хотя некоторые считают, что королек олицетворяет злую колдунью. Современная публика всей этой ерунды уже и не помнит, но на английских рождественских открытках королек по сей день желанный гость. Плетеный человек из той же оперы. Вон и паб так называется – и не зря, верно?
Меня эти снимки жутко заинтриговали. Насколько я в курсе, ритуал забылся везде, кроме острова Мэн, да и там он превратился в постановочную страшилку для туристов, вроде Лошадки Падстоу[8]
. А фотоснимки на стене датировались 1947 годом. Даже если обряд тогда проводился всего один раз, это самый поздний случай охоты на королька, о котором я слыхал.Сунулся к бармену – не знает. Говорит, приехал из Кентербери, женился на местной и обосновался здесь. Посоветовал обратиться к старожилам. Обратился. Сами понимаете, чем дело кончилось. Они только зыркнули на меня и давай ухмыляться, а кое-кто и набычился. Так что я плюнул, прикончил свою пинту и вернулся домой. Попытался обсудить фотографии с Эштоном и Лес, но они их вообще не заметили – или просто говорить не пожелали. А в следующий раз снимков этих в пабе уже не было. Бармен сказал, что старый хрыч, который их вывесил, забрал картинки обратно.
Говорю же, надо было мне уже тогда крепко задуматься. Увы, не сообразил.
Том