Последний английский король

Взойдя по ступенькам, Эдуард отдернул загораживавший вход занавес. Притолока была низкой, а претендент на престол – худым и высоким, ему пришлось наклониться, чтобы войти. Это помещение оказалось более светлым, чем нижний зал. Оштукатуренные стены недавно побелили, под щипцом было даже застекленное окошко. Посреди комнаты стоял низенький столик, на нем простые глиняные кувшины с вином и медом, толстые ломти хлеба, наполовину обглоданные куриные тушки и большой сыр. Здесь же лежали большие ножи с костяной рукояткой, заточенные с одной стороны. Англичане пользовались ими и для еды, и для кабацкой драки – для всего, кроме настоящей войны. Пол был покрыт соломой.

Во главе стола в широком кресле развалился Годвин, опираясь о подлокотник и поддерживая отяжелевшую голову. Левая рука его играла ножом, постукивала костяной рукояткой по столу в такт доносившейся снизу мелодии. В темных волосах эрла мелькала седина, брови грозно сходились над переносицей, нос слегка покраснел – начали уже сказываться годы невоздержанной жизни, – и в карих глазах появились кровяные прожилки, но крепко сбитое тело сорокадвухлетнего графа и его короткопалые, покрытые шрамами руки все еще излучали здоровье и силу.

– Принц Эдуард. С сыновьями моими ты знаком – Свен, Гарольд, Леофвин. Тостиг вот-вот придет. Садись.

Сесть он мог только на табурет, более низкий, чем стулья и кресла, которые захватила эта семейка. Эдуард сел, скрывая страх и унижение. Этот человек убил его брата. Принц внимательно оглядел весь дьявольский выводок. Хотя последний год он прожил при дворе Гардиканута, с Годвинсонами он почти не сталкивался, а общаться с ними ему и вовсе не довелось. Тостига и Леофвина он не видел ни разу. Эрлы по большей части пребывали в собственных поместьях, приезжая в столицу на заседания Витана или по королевскому вызову. Даже встречаясь случайно при дворе, Эдуард и Годвинсоны обходили друг друга стороной.

Теперь Эдуард смог хорошенько разглядеть эрлов. Свену двадцать два года, он темноволос и смугл, как отец, но более стройный, высокий, красивый, если бы не оспины, оставшиеся на лице после юношеских угрей. (Младший из братьев, Леофвин, которому едва сравнялось пятнадцать, весь покрыт такой же сыпью.) Но чувствуется в нем какая-то гнильца, так и попахивает адом. Прыщавый Леофвин еще мальчишка, ни характер, ни тело его не сформировались, а неоперившиеся юнцы Эдуарда не привлекали.

Оставался только девятнадцатилетний Гарольд. Его промытые, аккуратно подстриженные темные волосы отливали бронзой: должно быть, этот цвет он унаследовал от матери, свойственницы Канута. Из-под темных бровей серовато-голубые глаза глядели на Эдуарда холодно, но с интересом, даже с любопытством. Эдуарду показалось, что этот отпрыск Годвина не только хитер, как все они, но и умен, а потому его следует бояться больше прочих. В этом молодом человеке не было ни капли отроческой нежности и беззащитности, которые могли бы вызвать у Эдуарда трепет желания.

Глубоким, чуть хрипловатым голосом Годвин предложил:

– Перейдем к делу. Ты хочешь быть королем.

Эдуард глубоко вздохнул, приказывая себе расслабиться. Он ухитрился даже плечами пожать и усмехнуться, прежде чем ответил сдержанным тоном:

– Мне нужно стать королем, иначе придется вновь удалиться на чужбину. Нормандия для меня закрыта, во всяком случае пока Вильгельм не укрепит свою власть. Наверное, я мог бы присоединиться к Этелингу в Венгрии, только вряд ли мы сойдемся характерами. Вообще-то я успел полюбить эту страну и предпочел бы остаться здесь.

– Ты мог бы остаться, не сделавшись королем?

– Не думаю.

– А как же при Гардикануте?

Эдуард снова пожал плечами.

– Я находился на положении заложника, – уточнил он. – Он бы раздавил меня как муху, если б я представлял для него хоть малейшую угрозу.

Годвин вздохнул, переменил позу.

– Итак, тебе надо стать королем, – повторил он.

Наклонившись над столом, он вонзил свой кинжал в сыр, отрезал большой кусок, положил его на хлеб, быстро сожрал, рыгнул, запил глотком эля и снова уставился на Эдуарда.

– И как ты думаешь это устроить? – поинтересовался он.

Эдуард почувствовал себя увереннее. Он сообразил, что эти бандиты пытаются заключить с ним сделку, и как бы они ни притворялись, будто единственное заинтересованное лицо – сам Эдуард, они не могут обойтись без него. Если он отправится в ссылку, они все окажутся в – как это бишь? – Тут Эдуард, думавший по-нормандски, вспомнил, что собирается стать английским королем, и мысленно вставил англосаксонское словцо: – В г...

– Бог укажет нам путь, – пробормотал он. Его благочестие было по крайней мере наполовину искренним.

Гарольд, опустив голову, уставился на свои ладони. Леофвин и Свен на миг опешили. Глаза Годвина налились кровью, он треснул рукояткой ножа по столу, вытаращился куда-то на потолок и проревел:

– На хрен впутывать Бога в эти дела!