Как ни странно, ее бодрило предчувствие, что первый, ученический этап ее нескончаемой жизни закончился и теперь открывался другой – еще Черт знает, какой!
– Ну, здравствуй! – ласково вымолвил Сатана, также известный еще под тысячью имен, типа: Дьявол, Антихрист, Князь Тьмы, Люцифер, Змеюка Поганый – все перечислить жизни не хватит…
Не вполне понятно, как Черт заслужил свои прозвища – понятно, что заслужил!
– Вот, в кои-то веки вспомнил про дочку! – тут же его упрекнула Луиза с обидой в голосе.
– Кого-кого, а тебя Я не забывал! – ласково теребя лукавые локоны ее золотистых волос, с улыбкой признался Антихрист.
– Я даже не знаю, как мне Тебя называть! – воскликнула ведьма.
– Как хочешь зови, только в печь не сажай, – отшутился Змеюка Поганый.
– Ах, папаша! – тут же забыв про обиды, с чувством прокричала Луиза и покрепче прильнула к пышущей жаром отцовской груди.
Ей было легко и покойно, голова уже не болела, и даже огромная шишка на лбу рассосалась и спала.
– Все-таки мы, черти, бесконечно сентиментальны! – не смог не признать Князь Тьмы.
Вскоре, спустя мгновение, они благополучно перенеслись в Венецию, на просторную площадь Сан-Марко, где в лучах заходящего солнца покормили отборным овсом голубей и, мило обнявшись, как нежно влюбленные, случайно забрели поужинать в харчевню старого Хряка, знаменитую своими рагу из недобитых ворон, отварными кротами и маринованными лягушками.
Нет нужды говорить, что Черт прикинулся дворянином, а Луиза представилась аристократкой.
И держалась она в ту минуту – словно только и делала от рождения, что ела с фарфора, пила из хрустальных бокалов, спала на перине, играла на арфе да в куклы.
Там же, за трапезой Дьявол поведал маленькой ведьме свою, в общем-то, поразмыслить, невеселую историю…
58.
– …А началось все с того… – наконец, старый черт приступил к своей исповеди.
– Да знаю, – легкомысленно перебила Его Луиза, аппетитно обсасывая воронью лапку. – В начале Бог сотворил небо и землю, земля же была безвидна и пуста, и тьма нависала над бездною, и Дух Божий носился над водою.
– Откуда все эти сведения? – удивился Князь Тьмы.
– С Панели, от попика, папа! – смешливо покаялась дочь, обнажив стройный ряд жемчужных зубов.
– Он при этом присутствовал, он не сказал? – нахмурился Черт.
– Он сказал, так написано, черт его знает! – опять засмеялась Луиза.
– Я с твоим попиком разберусь, – помолчав, хмуро пообещал Змеюка Поганый.
– Он мне задолжал десять франков! – тут же настучала на попика Луиза.
Дьявол щелкнул двумя кастаньетами – и в ту же секунду к ним на стол подали саксонскую супницу с кипящим пойлом, кишащим змейками с острова Бали, и отчаянно среди них барахтающимся служителем церкви.
– Еще один Лаокоон к нашему столу! – саркастически усмехнулся Черт, с брезгливым видом протирая салфеткой столовое серебро.
– Пусть вернет десять франков! – заныла Луиза.
– Верни! – приказал повелитель Зла.
– Я очень бедный! – пробулькал священнослужитель из дымящихся недр злокачественной жижи.
– Налицо лжесвидетельство, похоть, разврат, мздоимство, обман! – мрачно констатировал Антихрист.
– Импотенция! – присовокупила ведьма.
Змеи густо опутали бедного попика.
На лице у него отразилось страдание.
Священнослужитель горчил – должно быть, грешил!..
Над Сан-Марко взошла золотая луна, во дворцах зажгли свечи, с моря пахнуло прохладой и стало легче дышать.
Покуда Луиза приканчивала десерт (безупречную копию шоколадной Венеции – с церквами, дворцами, каналами, текущими птичьим молоком!), Черт безрадостно ковырялся в щербатых, прогнивших, подернутых тиной и плесенью зубах.
– Признаюсь, – приступил, наконец, Он к своему невеселому повествованию, – что я был рожден не от прилива нежности и любви, и не от гордой гармонии, и даже, представь, не в результате взрыва похоти.
– Интересно, а как же еще? – удивилась Луиза, обаятельно поморгав глазенками (цвета болотной трясины начала апреля!).
– А вот как … – вздохнул Сатана и поведал ей
Он, действительно, ей рассказал
Сатанинская повесть изобиловала событиями и подтекстом и длилась лет триста или пятьсот.
Над Сан-Марко менялись времена года и погодные условия – шли косые дожди, выли влажные ветры, горели холодные луны и ярко светило солнце.
Реки времени, утекающего в небытие, показались Луизе мгновением – так ее захватила родительская сага.
Нет нужды говорить, что во всей этой сваре семейной между Отцом и Дядей по имени Бог, она всем сердцем была целиком на стороне Отца: какой-то там еще Бог пребывал далеко, а папаша – пускай жутковатый – сидел возле нее, понятный и близкий, униженный и оскорбленный.