Последний атаман Ермака

Решили заночевать на склоне небольшого холмика, покрытого голыми кустами, на ветках которых едва лишь наметились нежно-зеленые почки. Развели костер, достали по вяленой рыбине, в медном котелочке разогрели воду, которую про запас везли в двухведерном бочонке.

— Завтра надо будет поохотиться на ушастую длинноногую дичь, — отбрасывая в сторону рыбьи кости, пробормотал угрюмый Игнат. — С таких харчей не с татарами биться, а дай господь силы клопа на стенке раздавить! Много раз голодал я на своем веку, а такого мора вокруг себя не привел господь пережить!

Беспечный промысловик Фрол хохотнул, отпил глоток теплой воды, подтрунил над пожилым казаком:

— Покажись теперь на бугре молодая татарочка, да еще в одной исподней рубахе, так, небось, жеребеночком поскакал бы за ней, ась?

Игнат отмахнулся от промысловика, как от надоедливой осенней мухи, сквозь отвислые густые усы сплюнул в сторону.

— Сколь времени тебя знаю, так ты все о бабьих исподних рубахах убиваешься, Фролка! Я свою долю отбегал, меня женка и трое детишек под Воронежем домой дожидаются. Это вам с Антипкой всякая свежатинка в диковинку, вам и бегать по бурьяну.

Казаки посмеялись, а когда совсем стемнело, есаул распорядился, чтобы Антипка и Кузьма поднялись на холмик, устроили удобное ложе, подстелив из повозки сено и старые стрелецкие кафтаны, взяли для укрывания в холодную все еще ночь по толстому рядну и следили за окрестными лесами и поляной, да чтобы пихали друг друга из опаски уснуть.

— Как полночь минет, взбудите нас с Игнатом, мы в карауле побудем до утра, — добавил Яков, отправляя казаков на вершину холмика. — Глядите и слушайте недреманно, иначе не сносить нам голов от лихого татарина! Татарин в своих краях, что гадюка в знакомом сарае, каждую дырочку с закрытыми глазами отыщет!

Три дня пути близились к завершению, повозка с утра была повернута на восток, вдоль правого берега небольшой речушки, которая по довольно ровной местности среди зарослей бежала к Иртышу.

— Завтра пополудни будем поворачивать к северу, да и на Кашлык возвращаться пора, — решил есаул, укладываясь в повозке отдыхать. Антипка и Кузьма готовились в караул у маленького костра, когда конь Кузьмы, привязанный к повозке, вдруг поднял голову, насторожил уши и негромко заржал.

— Тихо, братцы, — негромко произнес есаул Яков. — Не гомоните! Похоже, конь кого-то почуял!

— Должно, волки в зарослях речки бродят, — прошептал Фролка и опустился на колени у правого колеса повозки.

— Кабы волки, конь заржал бы тревожно, а то будто сородичей неподалеку почуял. Во, глядите, вороны с криком с деревьев враз поднялись, с испуга, не иначе! Неужто на татар наехали, а? Антипка, погаси костер, чтобы нас не так видно было. Господи, убереги…

Есаул не успел договорить, как с десяток стрел со свистом хлестнули из зарослей по повозке. Антипка вскинул руки, сделал два шага назад от костра, который собирался было раскидать, и упал на грудь — в спине торчали две стрелы с черным оперением. Кузьма, не успев отбежать от кустарника у речушки, где хотел устроить место для караула, со стрелой в шее молча рухнул в высокий прошлогодний бурьян и стал невидим.

— Игнат, Фролка, хватайте пищали! Как объявятся нехристи — палите! — прокричал хрипло от волнения есаул Яков, подтягивая к себе свои и Антипа пищали, которые молодой казак, собираясь в караул, не успел еще взять с собой. — Ежели не более десятка татар наскочило — отобьемся огненным боем!

Дикий крик большой толпы воинов заглушил ответные слова Игната, который с пищалями Кузьмы и своими соскочил с повозки позади и упал за землю. Он первым и открыл стрельбу — татары, размахивая кривыми саблями, выскочили из-под речного обрыва метрах в пятидесяти. И перед есаулом от речки к повозке нестройной толпой, сверкая при лунном свете обнаженными саблями, бежало до полутора десятков орущих степняков.

— Пали-и! — сам себе скомандовал есаул Яков и хладнокровно выстрелил почти не целясь. Успел заметить, как один из татар вдруг подскочил, крутнулся на месте, и упал. — Ага-а, слопал казацкий гостинец! Пали-и! — Есаул успел выстрелить вторично, отбросил пищаль, схватил третью. Справа от него, что-то отчаянно выкрикивая дважды выстрелил Фролка — промысловик умел даже белку бить так, чтобы не попортить шкурку! Потом вскочил на ноги, схватил тяжелую пищаль за ствол и, размахивая ею над головой, ждал, когда татарские воины приблизятся. Есаул выстрелил еще дважды, после чего выхватил из ножен свою саблю, левой рукой выдернул из-за пояса саблю неподвижного Антипки и, прижавшись спиной к повозке, начал яростно отбивать удары орущих по-своему татар. За спиной недолго кричал Игнат, там звон стали быстро затих. Взвизгнул не своим голосом Фролка, но что с ним сталось, Яков не мог даже предположить, не то, чтобы хоть на миг отвести взор: трое татар, скаля ощеренные зубы, пытались достать его своими клинками, да двое скоро отпрянули с посеченными руками. Третий, спасаясь от яростных выпадов казака, отбежал, чтобы уступить место новым поединщикам.