Иногда заходила Роза, приносила свежие сплетни, но Джой они совсем не интересовали. Конни так и пропала с Рождества, и никто не знал, где она, и не объяснял Джой, почему она вдруг уехала. Она оставила медвежонка и открытку, словно просто какая-то вежливая знакомая. Когда Конни заскочила к ним, Джой была наверху, а Денни просто поблагодарил ее и дал ей уйти, а о том, что Конни к ним заходила, рассказал вообще через несколько дней.
Денни не нравились ее друзья, ее мать и мамин друг, доктор Фридман. Денни называл его Жид. Это доктор Фридман спросил, как она себя чувствует, нахмурился, услышав ответ, и предложил ей повидаться с лечащим врачом, но у Джой не было сил одеваться и уж тем более ехать куда-то на автобусе. Вот если бы она умела водить машину… Но почему же усталость-то никак не проходит? Почему все кажется таким неправильным? Все словно смешалось, ночь кажется днем, день – ночью, а Кимберли все плачет и плачет. «Ничего у меня не получается, я не умею быть матерью. Год назад я была невестой, королевой бала. Потом были Париж и Уэмбли, а потом только тошнота и больше ничего. Что со мной не так? Вот бы Роза и Конни были рядом…» Но и они тоже оставили ее. Роза где-то далеко в море, отправилась в круиз на корабле, танцует там со своей подругой Мелли. Ну, так тому и быть, что ж тут переживать… «Да, но Конни? Что же я такого сделала, за что все бросили меня и оставили одну справляться с этой вечно орущей и голодной заводной куклой?!»
Джой свернулась калачиком и расплакалась. «Я не хочу быть здесь. Я не хочу быть мамой Кимберли. Не знаю, как это сделать, но я не хочу… Я хочу умереть…»
Эсма дремала, когда Ли Уолш позвонила в дверь.
– Мама! Открой, я знаю, ты дома! – крикнула она в щелку почтового ящика на двери. – Надо перемолвиться словечком. Почему вдруг ты отослала письмо Конни обратно? Мне Мария рассказала. Впусти меня! Не продолжать же разговор вот так, на радость всему Саттер-Фолду!
Эсма прошаркала к двери и неохотно открыла. В день подарков к ней уже заезжал Леви и был очень резок. Сейчас небось повторится то же самое.
– Что ты суетишься? Она не живет здесь, и я знать не желаю, где она сейчас. Полагаю, это тебя надо благодарить за то, что она передумала.
– Мне не пришлось заставлять ее. Сама затея была совершенно безумной. Просто не могу поверить, что моя родная мать могла так дико себя повести по отношению к своим ближайшим родственникам. Да что на тебя нашло?
– Не надо указывать мне, что я должна делать! Леви уже вывалил на меня все, что он думает. Но вам меня не свернуть. Хватит и того, что имя Невилла треплют в газетах, а бедняжка Айви лечит нервы в больнице.
– Вот если кого жалеть, то точно не Айви! Ты прекрасно знаешь, как она поступила с Марко Сантини тогда, много лет назад, и ради своих целей она готова принести в жертву собственного сына. Не делай из нее идола, мама. Ты очень заблуждаешься. А вот бедной Конни нужна наша помощь, а не наше проклятие. Ошиблась? Приходится расплачиваться? Ну и что? Не она первая, не она последняя. Мне стыдно за тебя! Ты стала совсем не той женщиной, которую я когда-то знала… Та была способна принять в доме посторонних людей с младенцами. Просто от чистого сердца.
– Я стара теперь. Подожди, доживешь до моих лет. Не так ты запоешь, когда Артур начнет выкидывать фортели. Я жизнь положила, чтобы вырастить эту семью. Пора мне немного отдохнуть от пеленок и криков. Я имею на это право. – «Но почему же собственные дети встали не на мою сторону?..»
– Конни просто нужна крыша над головой. Дом, где она сможет жить с ребенком. Она сама сделает все остальное…
– Ну да, как ее мать. Ей придется пойти работать, а я буду сидеть с малышом. Однажды я уже сделала это, но сейчас не смогу. Я слишком стара.
– Стара? Да ты просто затвердила себе в голове какую-то цифру. Ты просто не хочешь этого делать, и я могу понять почему, но вот так выставить ее, толкнуть неизвестно к кому… Надеюсь, ты хотя бы понимаешь, что ты содеяла?
– Что такое? Во что еще она вляпалась? Где она?
– В безопасности, но твоей заслуги тут нет. Ты выставила ее из дому в Рождество! Я никогда не считала тебя жестокой, но теперь я вижу перед собой только вспыльчивую старуху, которая печется лишь о собственном удобстве.
– Не смей так говорить со мной!
– Я говорю то, что чувствую. Мне не нравится, какой ты стала.
– Как тебе угодно. Я такая, какая есть, и я не изменю своего решения.
– Тогда нам не о чем больше разговаривать. Если ты вышвыриваешь Конни, то и мне нечего здесь делать! Нравится – ну и живи так! – закричала Ли. – Надеюсь, теперь ты сможешь наконец насладиться покоем и тишиной. Теперь, мама, у тебя этого будет предостаточно!
И Ли в гневе ушла, громыхнув дверью.