— Твой брат — очень талантливый молодой человек. Он отлично пишет, да и рисует хорошо. Талант. Талант от рождения! Ну, а ты, как я вижу, конечно же, учишься в бейт-мидраше
[18], а?!— Да, я учусь. Но я хочу знать обо всем, что происходит в мире, — ответил я, чувствуя, как мои губы сами, без меня, произносят эти слова.
— О! И что же ты хочешь знать?
— Физику, географию, философию, все на свете…
— Что значит все на свете? Нет человека, который бы знал все на свете.
— Я хочу знать тайну жизни, — сказал я, и сразу же устыдился собственных слов. — Мне хотелось бы прочитать книгу по философии.
Библиотекарь наклонился.
— Какую книгу? На каком языке?
— На идиш. Но я читаю и на иврите.
— Ты имеешь в виду святой язык?
— Мой брат читал «Ха-Цфира»
[19], и я читал ее тоже.— И твой отец разрешает тебе читать такую еретическую газету?
— Он не видит меня, когда я ее читаю.
Библиотекарь закашлялся.
— У меня есть кое-что о философии на идиш, но мальчик в твоем возрасте должен изучать какую-нибудь профессию, а не философию. Чтение это будет для тебя трудновато, и вдобавок от него не будет никакого проку.
— Я хочу знать, что говорят философы о том, почему в мире так много страданий и как его исправить.
— Философы и сами этого не знают. Ладно, подожди…
Он начал искать между полками и даже залез на лесенку. Когда он слез, в его руках было две книги, и он показал их мне. Одна была на идиш, другая — на иврите.
— У меня есть кое-что для тебя, — сказал он. — Но если эти книги увидит твой отец, он порвет их.
— Папа их не увидит. Я их хорошо спрячу.
— Клиент нашей библиотеки должен оставить задаток и заплатить за чтение книги за месяц вперед. Но у тебя в кармане, как я вижу, нет ни гроша. Ладно, заплатишь как-нибудь в следующий раз. Береги книгу. Если ты сдашь ее вовремя и в хорошем состоянии, я найду тебе еще кое-что. Когда мальчик хочет узнать тайну жизни, ему надо помочь.
Он улыбнулся и что-то записал на карточке. Я с трудом удержался, чтобы не поцеловать ему руку…»
Книга на идиш, представлявшая краткую историю философии, была прочитана Иче-Герцем в тот же день.
Ничего, кроме разочарования, она ему не принесла. Имена некоторых великих философов, таких, как Аристотель, Демокрит, Платон и др., учения которых излагались в этой книге, были ему уже знакомы по трудам Рамбама и прочих и никакого интереса у него не вызвали. Но, самое главное, ему показалось, что, когда дело доходит до главных вопросов, большинство философов предпочитает просто жонглировать мудреными терминами, а не отвечать на них. Таким образом, книга пополнила его познания в философской терминологии, но не более того. Единственная ее глава, которая действительно произвела на него впечатление, была посвящена философии Спинозы. Сама идея пантеизма была для него не нова — ее выдвигали и каббалисты, и многие еврейские философы, начиная с основателя хасидизма Бааль-Шем-Това. Но мысль Спинозы о том, что Богу нет никакого дела до людей, до их судеб, до человеческой истории, поразила его, так как открыто вступала в противоречие с главными постулатами Торы.