– Ты со мной, знаешь... дипломатию не разводи. По глазам вижу, серьезное дело ко мне есть. Вот и выкладывай.
– По глазам... Не вовремя я, оказывается, очкито снял, - не в силах скрыть улыбку, проворчал Сомов. - Ну да ладно! Дело действительно серьезное. Как тебе известно, организовались в городе народные дружины. Так?
– Не у нас одних, газеты читаю, - невозмутимо откликнулся Павел Григорьевич и с легкой усмешкой спросил, подталкивая Сомова скорее раскрыть цель беседы: - Выходит, новую лекцию готовить придется?
Сомов улыбнулся.
– А ты до конца дослушай. Так вот значит - дружины! Десятки, даже сотни дружин. Дело нешуточное. Для руководства ими городской штаб создается.
В районах города - районные штабы во главе с секретарями райкомов партии. Вот и меня назначили.
Но руководить таким делом надо повседневно, оперативно, потому - новое оно и важности огромной.
Не тебе объяснять... И вот есть в горкоме партии такое мнение. Давай посоветуемся. Имеется у нас большой отряд старых коммунистов, опытных, знающих офицеров-отставников. Ценнейшие кадры! Что, если влить их в районные штабы, дать полномочия?
– Что ж, - не спеша, без колебаний ответил Павел Григорьевич, - дело это полезное, хотя и беспокойное. Я бы лично согласился.
...И вот с того дня захлестнула его волна срочных, нелегких забот: комплектование дружин, планы их работ, учеба дружинников, дисциплина. Потом то тут, то там появились "перегибы" - то администрирование и грубое принуждение вместо мер воспитания, то слюнявое уговаривание, когда нужны были решительность и сила. И тысячи дел другого рода - помещения, связь, удостоверения и значки, которых все время не хватало, литература...
Павел Григорьевич наконец-то почувствовал, как он стал опять нужен, до зарезу нужен десяткам, сотням людей, почувствовал, что по-прежнему коротки, оказывается, сутки. И, удивительное дело, прошли бессонница, головные боли, ломота в суставах по утрам, а главное - раздражающее, отравлявшее жизнь ощущение бесцельности своего, никому, казалось, не нужного уже существования, никому, кроме разве Анки.
И тут вдруг заметил Павел Григорьевич, что ей, Анке, стало интереснее с ним. Дочка теперь с особой радостью делилась своими планами и заботами, уже не детскими, а серьезными, взрослыми, и ему самому стало в сто раз интереснее вникать в них. И советы его были теперь тоже иными, к ним Анка не только прислушивалась, их она уже требовала.
Но чем больше сам Артамонов занимался делами дружин, вернее - чем шире развертывалось по городу это движение, чем больше людей втягивалось в него, тем сильнее охватывало Павла Григорьевича чувство недовольства и озабоченности. Что-то пока не ладилось, что-то не удавалось. И это "что-то" - он ясно ощущал - было сейчас самым главным, было смыслом, основной проблемой всего огромного и важного дела, в котором он участвовал.
Цель? Она ясна и правильна, она теоретически закономерна: подъем самодеятельности народа, активизация его роли и сил, передача все новых функций по управлению страной из рук государства в руки общества.
Но путь, но формы движения к этой цели, правильны ли они? Почему среди участников этого дела так много равнодушных? Почему то тут, то там живое дело подменяется бумажками - отчетами, сводками, рапортами? Почему, наконец, так много случаев, когда дружинники не являются на патрулирование? Трудно, не хватает времени? Но ведь это всего два-три раза в месяц. Скучно? Может быть. Но не это, видимо, главное. Что же тогда?
И Павел Григорьевич упорно искал и думал. Он не привык к поспешным выводам.
Вот и сегодня Павел Григорьевич с нетерпением ждал Анку. Им надо ехать на инструментальный завод. Там случилось ЧП: собираются исключать из дружины одного молодого рабочего, исключать, видимо, справедливо - за трусость и, кажется, за предательство.
Это тем более неприятно, что дружина там самая лучшая, самая активная и многочисленная. Районный штаб всегда ставит ее в пример другим. И вдруг такая история!..
Павел Григорьевич нетерпеливо расхаживал по комнате, заложив руки за спину, и то и дело поглядывал на стенные часы.
Но вот, наконец, стукнула парадная дверь. Анка!
Девушка вихрем вбежала в комнату, взволнованная, раскрасневшаяся.
– Папа! Кого сегодня исключают из дружины на инструментальном за... за предательство?
Павел Григорьевич внимательно посмотрел на нее.
Ах, папа! - Аня нервно сцепила пальцы. - Я сейчас встретила одного человека... Он мне сказал, что один человек - предатель... А этот человек...
– Постой, постой! - Павел Григорьевич невольно улыбнулся. - Один человек, потом еще один человек... Да не волнуйся так!
– Я не могу не волноваться! Как ты не понимаешь?!
– Гм... Ну, допустим, понимаю...
– Тогда скорей пойдем. Скорее, папа!..