Последний блюз ночных (СИ)

Очередная злодейка запрыгивает на борт, но шквальный огонь из автоматов словно разрезает её на части, но она вытягивает тонкие губы и пытается схватить сучковатыми пальцами кого-нибудь из нас. Герман Ли наотмашь бьёт прикладом, ломая позвоночник, она переламывается пополам и с хохотом падает, взметнув фонтан воды, идёт на дно.

Куда не глянь, из воды торчат старушечьи головы, их зрачки светятся в темноте как глаза голодных крокодилов. Мы работаем рычагами из последних сил, вода захлёстывает через борт, утяжеляя и без того громоздкую дрезину, но намечается тенденция подъёма. Наконец вода отступает, а с ней и вся водная нечисть. Выбираемся на сухие пути и разгоняем дрезину до скорости хорошего автомобиля.

В пылу боя нам жарко, вода и пот нагрелись от тела и получился эффект как от мокрого гидрокостюма, единственное неудобство, одежда сильно сковывает движения.

Вновь появляются крысы, такое ощущение, что они за нами следят, близко не подходят, вероятно, успели познакомиться с серебряными пулями. С громким писком перебегают с места на место, заскакивают на ржавые трубы, протискиваются в щели. Всюду мелькают голые хвосты, глаза светятся, словно раскалённые угольки, поблёскивают жёлтые резцы передних зубов, когда они, встав на задние лапы, нюхают воздух, насторожено двигая головой по сторонам.

— В детстве я боялась крыс, — Катя пристально рассматривает неприятных животных.

— А чего их опасаться, обычные живые существа, заняли свою нишу и не трогают человека, если он с ними не пересекается, — Эдик как всегда глубокомыслен в своих рассуждениях.

Внезапно крысы как по команде исчезают, выезжаем к перрону очередной станции. Она пустынна и на ней есть освещение, правда не электрическое, светится плесень в углах стен и на бетонном полу.

Нажимаем на тормоз, визжат колёса, вылетают жёлтые искры, дрезина, словно делая над собой усилие, останавливается.

— Интересно, а где мы? — Ли первый выпрыгивает на шпалы, озирается по сторонам, беря под прицел всё, что ему кажется подозрительным.

— Под Москвой, — пожимает плечами Осман.

— Спросить бы у кого? — Ли выбирается на перрон.

— Типун тебе на язык, — усмехаюсь я. — Не хотел бы здесь с кем-нибудь встретиться.

— В любом случая необходимо найти ориентир, чтобы узнать направление к станции Кропоткинская, — Эдик помогает выбраться Кате, бережно обхватывает её за талию, ссаживает на землю.

— А что говорит твоя интуиция? — заглядывает она ему в глаза.

— Интуиция говорит, здесь темно, почти темно, — добавляет Эдик. — Найти бы выход наверх, так проще будет сориентироваться.

— Считаешь, что здесь может быть выход? — смотрю на друга, знаю, просто так он ничего не говорит, значит, у него есть кое какие соображения на этот счёт.

— Оттуда воздух идёт. Хотя не факт, — добавляет Эдик, — очень может быть там переход на другие линии.

Стоим на перроне, вокруг ни души, даже крыс нет. Меня это начинает сильно тревожить.

— Крысы исчезли, — подтверждает мои опасения Эдик.

— Что бы это могло значить? — струхнула Катя.

— Боятся чего-то, — пожимает плечами мой друг.

— Когда хочешь, можешь успокоить, — у Кати вырывается короткий смешок.

— Их кто-то жрёт, — Ли спотыкается об кучку обглоданных крысиных костей, отшвыривает сапогом, с настороженным вниманием оглядывается, водя автоматом по кругу.

Осман освещает стены станции фонарём, их когда-то начинали обкладывать мраморными плитами, но только успели заложить лишь нижний ярус. В дальнем углу перрона одиноко притаился трёхметровый вагончик, что обычно используется строителями — одно из единственных напоминаниях о пребывании здесь людей. Да, вот ещё, на стенах малярной кистью смачно написано: «Вован козёл!», а чуть ниже: «Сам козёл!!!», я улыбаюсь, на лицо обычные человечески чувства.

— Вагончик проверьте, только аккуратно, — обращаюсь к сержантам.

Они идут осторожно, но крысиные косточки иной раз хрустят под ногами, разнося звук достаточно далеко. Конечно, вряд ли кто-то там есть, но переживания захлёстывают меня через край, даже делаю пару шагов вслед.

— Они сами справятся, — дёргает меня за рукав Катя, — лучше держи на прицеле дверь.

Наконец-то они подходят, Ли отходит в сторону, присаживается на колено, держит наизготовку автомат, Осман осторожно открывает дверь, светит фонарём и замирает. Через некоторое время, так же тихо отходит, пятится, дёргает недоумевающего Ли и, почти бегом направляются к нам.

— Что там? — с испугом смотрю в серое от ужаса лицо аварца.

— Там женщин спит, — выпучив глаза, шёпотом говорит он.

— Какая женщина? — едва не выкрикиваю я.

— Большая, растянулась на весь вагон, она лежит на человеческих костях и у неё один глаз.

— Очень интересно, — Эдик скребёт бороду. — Может пробовать разбудить?

— С ума сошёл? — Катя вздрагивает.