Последний блокпост

И вот я сижу в доме Исы Тимаева среди чеченских женщин. На кухне. А мужчины во дворе жарят шашлык. Это чисто чеченская семья, и жена Исы, Фатима, строго обычаи соблюдает: как гостей принять, как мужу ответить, как детей воспитать. Младшей дочке нет еще, кажется, и года, но и она молкнет в присутствии мужчин, и зря глаза никому не мозолит. Умеют в Чечне растить детей.

Мы разговариваем на кухне, за столом, попиваем чай, и компания собралась приличная: хозяйка, Фатима, родственницы Шура и Бэла; беженки из Ведено, которые живут в доме Исы – Таисия и Седа; и я – гостья московская. Поначалу пошли разговоры про войну, обиды: про пьяных эмчеэсовцев, бомбежки, погибшее Комсомольское, про неправый суд, грубость и оскорбления федералов, про вымогательство вэвэшников и омоновцев, – я молчала. В словах чеченок было много правды, но я-то им свою сказать не могла! И тогда женщины стали вспоминать хорошее – как незнакомый офицер шепнул родителям одной из женщин, когда их выселяли в Казахстан, взять всё необходимое, какие замечательные подружки были у Фатимы, когда они с мужем жили в Красноярске, как нравится Седе Москва – она прожила в ней почти год… И какая прежде была замечательная жизнь – все дружили, ездили по всему СССР, и к ним приезжали, и главное – не было войны…

А я хвалю дом Исы и Фатимы – просторный, добротный, в два уровня, кирпичный снаружи, деревянный внутри, потолки затянуты блестящей тканью, на стенах ковры, двери раздвижные. А еще у Исы замечательная библиотека, книги подобраны с большим вкусом. В комнатах – красивая новая мебель.

Хозяйка радуется моей похвале: «Ну что вы! Это еще война, все запущено, а так вы и пылинки не найдете!» Меня повозили по чеченским селениям, повидала я здешние дома. Даже развалины на окраинах Комсомольского – впечатляют. Это очень прочные кирпичные строения, просторные, сделанные с размахом и шиком, и видно, что хозяева их – люди не без достатка. Эти дома не сравнить с вымирающими развалюхами в Архангельской ли, Владимирской или Костромской области.

Только не надо сразу делать вывод о том, что русские – бездельники и пьяницы, а чеченцы – трудолюбивые домостроевцы. Пока русские возводили бесчисленные заводы и ГЭС в национальных республиках и автономиях, ютились в «шанхаях», времянках и общежитиях, питаясь комсомольским и партийным энтузиазмом, местные просто обустраивали свою жизнь. На исконных землях. Ведь где бы чеченец не умер, хоронить его везут на Родину. А брат моей бабушки, дед Артем, рабочий нефтезавода, умер в Грозном, и где теперь его могила? И сестра моей бабушки, тетка Ирина, умерла здесь… Ну и кого мы удивили своей добротой?! Интернационализм – чума ХХ века. Вот и Гавриил Попов, грек и демократ, вдруг стал беспокоиться: «Русские вымирают… Надо им помогать строить дома, заводить семьи… А то у русских нет цели в жизни». И еще раз двести в короткой статеечке повторил – «русские». Прямо баркашовщина какая-то. И специально добавил – «не россиян я имею в виду, а именно русских».

Поздно. Русским бабушкам детных семей уже не водить, а у поколения пепси, на пестование которого положила столько сил наша демократия с лицом Гавриила Попова, нет Родины. Есть у них «уродина», «Русское радио» и Фоменко.

***

Была ведь, была у чеченцев возможность построить свое государство. Без русских. Без одиозного Дудаева. Гордая, свободная, независимая Чечня. Цивилизованная. Ничего не вышло. Народ здесь здоров работать – на себя, на свою семью и даже на свое доброе имя. А на государство – нет, не привычен. И тогда работу по государственному строительству заменили идеологической идеей – ваххабизмом. Результат – известен. В сущности, как это ни парадоксально, может быть, звучит, ваххабизм есть разновидность интернационализма. Перманентная революция, по Троцкому, продолжается…

Женщины вспоминают урус-мартановских ваххабитов: «Каких тут только не было! И арабы, и негры, и еще какие-то узкоглазые, с длинными волосами, заплетенными в косы. Что это за нация?! Может, малазийцы? Были и светловолосые, европейской внешности, и кавказцы, ну и наши, конечно… Домов быстро себе понастроили, жен начали брать. Бывало, идут четыре жены на рынок, все вместе, смеются, разговаривают между собой… Чудно нам это!..»

Не откладывая разбойничьих походов за Терек, ваххабиты начали похищать людей и «на местах», выбирая семьи позажиточней. Лечо Мамацуев, замглавы администрации Урус-Мартановского района, рассказывал, как украли его отца, два месяца пытали. Дальнейший путь известен: видиокассета, шантаж, требование денег… Но уже шла вторая война, и отца удалось выручить. Лечо не только в администрации курирует силовиков, но и внешне человек очень сильный – высокий, широкоплечий. Кассету он не смотрел – друзья ему не посоветовали. «Ты, Лечо, этого не выдержишь…»