Последний бой

Услышав это, Сен сел. Но он не поклонился, не снял ботинки, как того требовал обычай. И Ми Чонг слушал с большим вниманием. Когда заговорил Чиун, он понял, что все уладится, ибо Мастер был мудр.

— Ты пришел сюда искать мудрости у Синанджу, иначе зачем же председателю приезжать в эту бедную деревню? — спросил Чиун.

И Сен согласился.

— Ты назвал меня лакеем, — сказал Чиун.

И Сен согласился.

— Но кто лакей? Разве это я отдал Корею русским? Разве это я вступил в союз с китайцами? Разве это я поддерживаю арабов, негров или даже белых, лишь потому, что они признают одну и ту же форму правления?

— Это наши союзники, — сказал Сен. — Русские дают нам оружие. Китайцы дрались за нас с американцами.

Чиун улыбнулся.

— Русские дали оружие, потому что они ненавидят американцев. Китайцы дрались, потому что они ненавидят американцев. Нам повезло, что те и другие ненавидят друг друга, в противном случае они бы сидели в Пхеньяне, а не ты. Что же до арабов, негров и белых, то они очень далеко и не принадлежат к желтой расе. Японцы алчны, китайцы вороваты, русские — просто свиньи, а что касается корейцев, живущих на Юге, то они готовы совокупляться с утками, будь у тех отверстия пошире.

При этих словах Сен захохотал.

— У этого человека трезвый взгляд на вещи, — сказал он Ми Чонгу. — Кто виноват в том, что я назвал его лакеем? Кто меня дезинформировал?

А Чиун опять заговорил:

— Но мы должны с сочувствием относиться к нашим братьям на Юге, так как они не виноваты. Такова их натура.

Ми Чонг ахнул, ибо никто никогда не осмеливался говорить что-либо хорошее о тех, кто жил за тридцать восьмой параллелью.

— Я тоже так думаю. Они не могут не быть тем, что они есть, — сказал Сен.

— И Пхеньян не самое лучшее из мест. Там портятся хорошие люди, — сказал Чиун.

— Я родился не там, а в Мангендэ, — сказал Сен.

— Красивая деревня, — сказал Чиун.

— Синанджу тоже красивая деревня, — сказал Сен.

— А я из Пекома, — сказал Ми Чонг.

— Но он поднялся над своим происхождением, — сказал Сен.

— Некоторые из наших лучших друзей родились в Пекоме. Они далеко пошли, — сказал Чиун.

Теперь Ким Ир Сен был доволен, что нашел здесь человека с добрым сердцем и здравым умом. Но он был обеспокоен.

— Я слышал, ты учишь искусству Синанджу белого. Американца.

Чиун знал, что это больная тема, так что он тщательно подбирал слова и говорил медленно и осторожно:

— В моей деревне, в моей семье я не нашел достойных. Только праздность, лень и ложь. Мы должны это признать.

Сен кивнул, ибо ему тоже были знакомы проблемы власти.

— За свои труды я не получил никакой благодарности.

Как знакомо было Сену и это!

— Я столкнулся с вероотступничеством и отсутствием дисциплины.

И Сен признал, что Мастер Синанджу это верно подметил.

— Сын моего брата использовал данное ему бесценное искусство в корыстных целях.

Как знакомо Сену такое предательство! Он мрачно посмотрел на Ми Чонга.

— Он поступил, как житель Юга, — сказал Чиун.

Сен плюнул, и на этот раз Чиун кивнул с одобрением. Момент соответствовал.

— И я искал другого ученика, чтобы искусство нашего рода не умерло.

— Это мудро, — сказал Сен.

— Я бы выбрал кого-нибудь из нас. Но во всей деревне, на всем Севере я не нашел никого с сердцем корейца. Тебя я тогда еще не знал.

— Мне не повезло, — сказал Сен.

— Я искал такое сердце, как у тебя. Или у меня.

— Рад за тебя, — сказал Сен, кладя сильную руку на плечо Мастера Синанджу, поздравляя его.

— У одного человека с именно таким сердцем случилось несчастье. При рождении. Произошла катастрофа.

Лицо Сена опечалилось.

— Какое несчастье?

— Он родился белым и американцем.

Сен ужаснулся.

— Каждое утро ему приходилось видеть в зеркале свои круглые глаза. Есть только гамбургеры. Каждый день искать утешение в компании таких же.

— И ты?..

— Я нашел его и спас от американцев, от их образа мыслей, дурных манер и пагубных привычек.

— Ты хорошо сделал, — сказал Сен.

Но подозрительный Ми Чонг спросил, как Чиун узнал, что в этом американском теле было корейское, а не американское сердце?

— Потому что он хорошо усвоил мои уроки и докажет это, продемонстрировав свое искусство, когда приедет в Синанджу поклониться своим истокам.

— Как мы узнаем, что он не просто американец, которого ты научил секретам Синанджу?

— Американец? — засмеялся Чиун. — Ты же видел американцев во время великой войны с Югом, ты видел их, когда они были тут со своим кораблем? Американец!

— Некоторые американцы далеко не трусы, — сказал Ми Чонг.

Но Ким Ир Сену так понравились слова Мастера, что он недовольно посмотрел на Ми Чонга.

— Конечно, у этого белого было сердце корейца, — сказал он.

— Его зовут Римо, — сказал Чиун.

Так случилось, что в тот же вечер это имя было вновь упомянуто в большом Доме Народа в Пхеньяне, и председатель вспомнил его. Ему доложили: получено послание, что американец по имени Римо будет предан позорной смерти в деревне Синанджу и что сделает это человек по имени Нуич.

Послание и было от Нуича. Он выражал преданность Ким Ир Сену и народу Корейской Народно-Демократической Республики.

Письмо было подписано так: «Нуич, Мастер Синанджу».

Глава девятая