— Нет, не одно и тоже. Одними и теми же будут цифры, Сергей Иванович, только сухие цифры: такого-то числа состоялось сражение возле деревни... — Салтыков замолчал, вспоминая название деревни с непроизносимым названием, так и не вспомнив, махнул рукой. — Такой-то деревни. Двенадцатитысячная армия Фридриха под командованием барона фон Шверина, и десятитысячная армия Елизаветы Петровны под командованием вашего покорного слуги, — Салтыков картинно поклонился. — Скорее всего, еще Данилова упомянут с его новинкой. И на этом все, Сергей Иванович. Больше вы ничего общего нигде не увидите и не узнаете, и если сами не позаботитесь о мемуарах, то и вас забудут упомянуть наши историки, а их, — он махнул рукой в ту сторону, откуда должна была появиться армия Фридриха, — и вовсе знать о вас не будут. Вы для них подлость во плоти. Народ местный против нас настраивать — вот это не подлость, это военная хитрость и тактика, а то, что вы их с башкирами Шалимова слегка пощипали — вот это подлость, да еще какая. Так что, подлый ты человек, Сергей Иванович, запомни на будущее. И иди уже своих подлых вояк готовь, они нашими флангами будут, пока я не пойму, что от Шверина ждать можно.
— То, что ты говоришь, это очень неправильно, Петр Семенович, — Кочевой нахмурился и вскочил на лошадь. — Не может быть такого.
— Может, еще как может, Сергей Иванович. Я вот к примеру, в своих мемуарах так и напишу, что Кочевой опоздал к началу сражения, потому что бражничал в... да как эта чертова деревня называется? — вернувшийся Лопухин пожал плечами, внимательно прислушиваясь к разговору. — Неважно, историки потом разберутся. Так вот, бражничал, значит, Кочевой в этой деревне и соблазнил дочку старосты местного, а потом рванул на сражение, и получил за храбрость потомственное дворянство. А девка та понесла, да в положенный срок сына родила. Вот так, Сергей Иванович, и возникнут однажды у твоих потомков проблемы с наследством, потому что потомок уже девки этой будут у них свою долю требовать, — Салтыков опустил руку с трубой, через которую он смотрел в этот момент вдаль и насмешливо взглянул на Кочевого.
— А что, правда, Сергей Иванович, ты старостину дочку, того... — Лопухин даже глаз скосил, показывая, что Кочевой с девушкой сделал.
— Да не было такого, — казак побагровел. — Это Петр Семенович сейчас только небылицу сочинил.
— Ну как же не было, как же не было, ежели историки это в моих мемуарах найдут? — всплеснул руками Салтыков. — Все в точности так и было, и во всех книгах про эту войну так и напишут. Где им еще такие сведения брать, как не в мемуарах старых генералов?
— У старосты этой деревни нет дочки, у него сын, — влез в столь занимательный разговор подошедший Груздев. — Это по церковным книгам проверяется очень даже хорошо.
— Так не внесли, — пожал плечами Салтыков. — Подумаешь, невидаль какая. Девку же не внесли, не сына, кто их вообще в таких вот деревеньках считает? А ты что прибежал? — спросил он у Груздева.
— Дозор Шалимова, который он назад послал, чтобы мы неприятностей никаких не поимели, вроде удара в тыл, обоз заприметили, господин генерал, — доложил Груздев.
— Обоз, говоришь? — Салтыков нахмурился. — И не наш обоз?
— Никак нет, — Груздев для надежности головой отрицательно покрутил. — Не наш.
— А откуда у нас в тылу не наш обоз? — Салтыков обвел взглядом собравшихся вокруг него офицеров.
— Так ведь, если только пшеки собрали, в помощь Фридриху, — негромко предположил Лопухин. — Король-то польский не в курсе, что часть армии здесь остановилась, ежели бы мы все вперед пошли, то...
— То фон Шверин точно в тыл бы нам ударил, при помощи польского обоза, в котором и оружие может везтись, — мрачно закончил за него Салтыков. — Лопухин, а напомни мне, откуда мы вообще об этих двенадцати тысячах узнали?
— Так его высочество письмо с нарочным шифрованное фельдмаршалу прислал. Шифр еще они с Ушаковым разрабатывали, так что в них и с шифровальной книгой путаемся. Он в письме и отписал, что получил такие сведения, — Лопухин пару раз моргнул. — Вот только, я при его высочестве столько лет состоял, ни с кем он при дворе Фридриха дружбу не поддерживает. Ни разу из Пруссии он ни одного письма не получил. А получается, что шпион у него есть в Берлине. Да не простой, а приближенный к королю.
Все присутствующие разом вспомнили, что слухи ходили по Петербургу, будто бы Петр, в бытность свою Карлом Петером Ульрихом, сильно обожал короля Фридриха. Но, когда он приехал в Россию, даже слегка невнимательный в этом плане Лопухин заметил, что одно имя прусского короля вызывает у Великого князя нервный тик, и нелюбовь его настолько сильна, что даже с сестрой Фридриха его мир никак не брал, это же надо прямо посреди коридора ругались они так, что только перья в разные стороны летели. Но ведь мог с того времени остаться кто-то, кто сочувствовал тогда юному герцогу, а сейчас сочувствует цесаревичу.