При появлении немцев сразу достаточно остро к ним обратился генерал Кутлвашер с требованиями объяснений, почему уже после предварительной договоренности о прекращении огня германские части продолжали свое наступление. Рудольф Туссен пожал плечами и ответил ему в том смысле, что формально не мог выдать приказ к прекращению огня всем войскам, находящимся в данный момент в городе без согласия на это их прямого командования и фельдмаршала Шернера, а также потому, что поставить в известность о перемирии абсолютно все части за такое короткое время технически не представлялось возможным. Кутлвашер назвал все это отговорками и обвинил немецкого генерала в неоправданном кровопролитии в самом конце войны, а также в категорической форме потребовал от представителя германских вооруженных сил немедленно выдать приказ о прекращении огня. Туссен подолжал маневрировать и ссылался на принцип взаимности, а также, со своей стороны, потребовал, чтобы чешская сторона взяла на себя ответственность за прекращение враждебных боевых действий со стороны Первой дивизии РОА.
То есть, и это очень важно для понимания всего происходившего, идя на эти переговоры, немцы все-таки были уверены в том, что власовская дивизия пока находится в городе и выступает на стороне повстанцев, и все еще считались с ней, как с силой возможного военного противодействия.
Объяснения от чехов, что власовцы им не подчиняются и, более того, в городе вообще уже не оперируют, Туссен молча принял к сведению. Но при этом был уверен в том, что это ложь – по его собственным актуальным данным, которым он имел все основания верить больше, чем чешским переговорщикам, не кто иной, как именно войска РОА не давали в этот самый момент пройти в город группе эсэсовцев Кляйна со стороны реки Бероунки[147]
, на Смихове германским войскам тоже явно противостояли части Русской Освободительной армии, а также по немцам продолжали бить полевые артиллерийские орудия, которых у повстанцев не наблюдалось, зато они точно были у мятежной «русской дивизии Вермахта».Далее, как бы не обращая внимания на претензии с чешской стороны, Туссен продолжил озвучивать свои собственные условия, состоявшие в следующем: после выдачи приказа на прекращение огня германские части отходят в направлении на северо-запад, немецкие женщины и дети, которые не смогут отойти вместе с войсками, будут находиться под охраной Красного Креста до того момента, когда будет возможна их эвакуация, а существующие новые чешские, или, как сами они себя уже называли, чехословацкие, организации предоставят в решении этих вопросов все возможное содействие. На вопрос Йозефа Смрковского, в чем подобная помощь должна состоять, немецкий генерал уточнил: обеспечение со своей стороны полного прекращения огня, непрепятствование отходу из города гражданского населения и войск. Также Рудольф Туссен уточнил и попросил присутствующих понять и внести в стенограмму встречи, что заключение подобных договоренностей находится на самой границе его полномочий, после чего добавил, что делает все это, так как «…
Со слов свидетелей этой встречи, как раз пока Рудольф Туссен говорил все это, где-то на улице, в непосредственной близости, грохнули два или три выстрела из танковой пушки, и чье это было орудие, все присутствовавшие, разумеется, прекрасно поняли. Снаружи, кроме резких хлопков огнестрельного оружия, периодически доносился гул моторов и уже все более отчетливый лязг металлических гусениц по брусчатке мостовых. Весь этот фон создавал словам немецкого генерала весьма пикантную кулису, которая сильно сокращала поле для возможного маневра или торга его оппонентам в этих переговорах.
Поэтому было достаточно характерно, что в течение самой этой встречи с чешской стороны уже никто как-то не ссылался на официально объявленную германскую капитуляцию, не говоря вообще о том, чтобы самим требовать чего-то такого от немецких войск в Праге. Про недавний ультиматум генерала Кутлвашера все члены чешской делегации разом как бы забыли и старались сосредоточиться главным образом на технических деталях, необходимых для быстрого заключения договора о перемирии.