— Вот товарищи Онуфриев и Воронченко, — представил стоящих рядом генералов Волков, — как долетели, товарищ гвардии капитан? — спросил он, хотя задать хотелось совсем другой вопрос.
— Спасибо, товарищ генерал-майор, нормально. Не впервой, — улыбнулась Ида. — Разрешите, обратиться к товарищам генералам. Мне надо отработать взаимодействие и условные сигналы. Размещением эскадрильи пока займется мой заместитель, гвардии старший лейтенант Волкова.
— Обращайтесь, — рассеяно кивнул Владимир, мысленно он уже был не здесь. Он сделал шаг-другой и все быстрее и быстрее, едва не переходя на бег, поспешил туда, где должна была быть дочь. А вслед ему глядели три пары понимающих глаз.
— Свет, остаешься тут, от машины не отходи, — скомандовала Волкова, — я проверю, как у наших дела.
— Есть, — не глядя кивнула Сталина, едва не засунув нос в пусковые. К обязанностям своим Светлана относилась не просто ответственно, а с каким-то остервенелым фанатизмом и полной безжалостностью к себе, словно мстя сама себе за дурь и праздность дофронтовой жизни.
Лена закончила послеполетный осмотр машины и пошла вдоль выстроившихся в ряд вертолетов эскадрильи. Обычно такой обход было обязанностью комэска, но сегодня Иде не до того. А вот Волковой теперь придется привыкать к новым обязанностям. Со вчерашнего дня еще и заместитель командира эскадрильи. И три недели, как командир отдельного экипажа из нее и Светки Сталиной на месте летчика-оператора, зубами выгрызшей перевод в полк Никифорова поближе к своему ненаглядному Бунину. Что, впрочем, не мешало ей трепать безропотному Игорю нервы своим сволочным характером. А потом наматывая на кулак сопли и слезы извиняться, чтоб спустя несколько дней начать сначала. Светка ненавидела в себе это, но и поделать с собой ничего пока не могла. Но она старалась. Кто бы что ни думал. Просто, оказывается, это неимоверно трудно стать другой.
Как ни странно, две самые вредные занозы полка, если не всего корпуса неожиданно быстро нашли общий язык. Видимо, сказалось шапочное довоенное знакомство. Зато техники буквально выли от придирок двух язв. Но и возразить толком ничего не могли. Требования всегда были обоснованными, да и сами летчицы не гнушались переодеться в рабочие комбинезоны и впрячься в работу наравне с механиками. Вот и сейчас, Волкова уже кому-то что-то выговаривала, словно провинившемуся школьнику. А личный состав по ходу ее движения шуршал, высматривая и выискивая, к чему может придраться Язва. Тем не менее, Лену в полку любили. Товарищем она была надежным и с такой же категоричностью и прямотой, с какой пропесочивала подчиненных, бросалась на их защиту пред командованием, невзирая на чины и звания. За что частенько получала нарекания и выговоры.
Волков из темноты прислушался к голосу дочери. Выросла девочка. Настоящий командир. Вся в папку! Комиссар госбезопасности горд и самодовольно улыбнулся.
— Лена, — тихонько позвал он.
Получавший разнос экипаж увидел, как лицо Язвы закаменело, а глаза влажно блеснули. С напряженно застывшей спиной, на негнущихся ногах она повернулась на голос:
— Папка!
Два близких человека шагнули навстречу друг другу и тихо обнялись.
— Папка, — прошептала Лена, — все-таки пришел. Я думала, не увидимся, — она знала, куда они летят, но не верила, что получится встретиться. У отца служба, да и откуда ему знать, что прилетит именно их эскадрилья. — Ты как узнал, что мы прилетим?
— Ну, я же твой папка, — усмехнулся Волков, как в детстве, — я все знаю. Должность у меня такая, отцовская.
Лена вдруг нехотя оторвалась от его груди:
— Пап, ты прости. Мне надо. Служба, — она смотрела на него виноватыми, но в то же время решительными глазами.
— Иди, — он ободряюще ей улыбнулся, — я тут подожду.
И он ждал. А потом они сидели у ее вертолета на вытащенных из кабины парашютах и говорили, говорили, говорили. Про все. Про войну, про дом, про службу. Про гибель Коли Литвинова и девчонок в Крыму. Про Тимура Фрунзе и Сашку Стаина. Лена, кусая губы, рассказывала все, что не хотела и не могла написать в письмах за год их разлуки. А Владимир слушал дочь, глуша внутри себя боль и ярость от того, что пришлось пережить его девочке.
Уже ушли со своими отрядами Воронченко и Онуфриев, им было пора выдвигаться на исходные. Несколько раз подходили с какими-то вопросами летчицы эскадрильи к Лене и бойцы НКВД к Волкову. Но тут же уходили, не решаясь прервать их беседу. Они бы просидели так до рассвета, но прозвучал приказ о готовности №1, и пришлось прощаться. Скомкано, быстро. Буквально мгновение и вот уже подан сигнал к вылету. Вертолеты стали подниматься в воздух, скрываясь за черной кромкой леса. Волков еще долго прислушивался к лесной тишине, в которой растаял шум винтов. Пока с востока не раздался гул канонады, а небо не окрасилось светлым заревом далеких разрывов. Смоленская стратегическая наступательная операция советских войск началась