Старик только лупал на парня белесыми глазами. Александр отпустил деда, наклонился, поднял метлу и воткнул ее в вялые, дрожащие руки. Сашкина щека нервно дернулась, следом задрожало левое веко. Лицо опять скривилось в страшной гримасе. Махнув рукой, он медленно, едва переставляя ноги, побрел по ступенькам вниз. Бешенство ушло так же быстро, как и накатило, остались лишь апатия и тупая тянущая боль в груди, от которой было тяжело дышать, будто воздух поступал сквозь плотную подушку. Низкое свинцовое небо нестерпимо давило на плечи. Душно. Парень непослушной рукой расстегнул верхние пуговицы гимнастерки. Стало легче. Где-то вдалеке сильно громыхнуло и ощутимо запахло озоном. Метеорологи обещали грозу и затяжные дожди. И это добавляло раздражения летчику, привыкшему передвигаться по небу, где нет грязи, ям, ухабов, регулировщиц с флажками, заторов и пробок. Лишь простор и безбрежная синева. А тут жесткий, подпрыгивающий козлом на разбитой войной дороге газик Ивелича и постоянные задержки в пути из-за перемещающихся войск, еще и приходится подстраиваться под грузовик и бронеавтомобиль охраны. А что делать, леса полны отступающими подразделениями немцев, бандами националистов, да и просто обычными бандитами.
— Извини, отец, — повторил за Сашкой Ивелич, глядя на подслеповато щурящегося вслед Стаину старика, и бросился догонять командира. А бывший канонир 2-ой батареи, 3-его дивизиона 6-ой артиллерийской бригады, кавалер Георгиевского креста четвертой степени за Мукден[i] и третей степени за битву при Краснике[ii] размашисто перекрестил спины уходящих офицеров:
— Спаси Христос вас, сынки, — сдерживая слезы, швыркнул носом старик и забормотал молитву, — Господи, Боже сил, Боже спасения нашего! Боже, творяй чудеса Един! Призри в милости и щедротах на смиренные рабы Твоя и человеколюбно услыши и помилуй нас. Се бо врази наша собрашася на ны воеже погубити ны и разорити святыни наша. Ты же, вся ведый, веси, яко неправедно воссташа на ны. Темже грешнии и недостойнии в покаянии и со слезами молим Тя: помози нам, Боже, Спасителю наш, и избави нас Имени ради Твоего, да никогда рекут врази наша: «Бог оставил их, и несть избавляяй и спасаяй их»…[iii]
Ивелич со Стаиным давно скрылись среди развалин Смоленска, а он все смотрел на пустую дорогу, бормоча молитвы и крестясь. Не было в душе его ни обиды, ни злости на несдержанного офицера. Прошедший две войны старый солдат прекрасно понимал, что творилось на душе у этого седого мальчишки с помертвевшими, словно подернутыми стылым пеплом глазами.
— Ты что на деда напал, Сань? — Ивелич с тревогой посмотрел на Стаина, — Думал, убьешь старика, — замполит хохотнул, только вот смешок был не настоящий, искусственный, выдавленный из себя.
— Дурак, — беззлобно с апатией отозвался Сашка и было неясно то ли это он про церковного сторожа, то ли про Ивелича, а может и про себя. Николай уточнять не стал, только осуждающе покрутил головой. Сам Стаин молча брел по заваленным хламом улицам к взорванному еще в сорок первом при отступлении Красной армии мосту через Днепр, рядом с которым был перекинут понтон. Ветер носил по засыпанным кусками штукатурки и обломками кирпичей улицам обрывки немецких газет и каких-то бумаг. Кое-где виднелись закрепленные с помощь все тех же кирпичей таблички с надписями карандашом от руки: «Проверено. Мин нет» или «Осторожно. Мины». Немцы, уходя, успели напакостить и так, мало им показалось того, что уже было разрушено.
На понтоне пришлось пропускать сначала колонну танков, потом батарею 152-миллиметровых гаубиц и лишь после них перебираться на тот берег с пехотой. Деревянный настил временного моста ворочался под ногами словно живой. Хорошо охрану и машины отправили через переправу заранее, приказав дожидаться на том берегу, иначе простояли бы еще дольше.
За мостом к ним тут же подскочил сержант из взвода охраны и проводил до машин. Забравшись в газик, Стаин тут же спросил водителя, сержанта Кулебяку:
— Пирожок, вода есть?
— Есть, товарищ гвардии полковник — кивнул шофер и полез рукой под сиденье за фляжкой.
— А водка? — спина сержанта напряглась, а Сашка, передумав, махнул рукой, — Ладно, расслабься. Не надо, — еще не хватало на совещание к Волкову приехать с запашком. Владимир Викторович, наверное, даже ничего не скажет, но все одно неприятно, стыдно как-то. Вот после совещания можно и употребить с Филиппычем за товарища Сталина и победу.
К Маргелову они прибыли последние. Это не беда, главное не опоздали. Хотя дорога вымотала. Да и постоянное напряжение в ожидании нападения из леса сказывалось. О том, что такие бандитские вылазки участились их предупредили на блок-посту на выезде из города. Но добрались без приключений, видимо броневик и грузовик охраны сыграли свою роль, а может, просто не было никаких засад. Среди стоявших у избы служившей штабом бригады командиров, Стаин сразу узнал Волкова, Маргелова и Василькова из фронтового «Смерша», видел его в штабе фронта, но знакомы не были. Двух генералов Александр не знал.