Последний бой Василия Сталина

Наступила тревожная ночь. Я мало и плохо спал, все время ожидая телефонного звонка. Утром чувствовал себя плохо, но при всем том об одном из поручений Иосифа Виссарионовича не забыл. В то воскресенье должна была начать вещание на Советский Союз радиостанция с претенциозным названием «Свобода», финансируемая американскими врагами СССР, мне следовало познакомиться с формой и методами новоявленных пропагандистов от ЦРУ. И первое, что услышал, настроившись на нужную волну, был ликующий голос диктора, сообщившего о смерти Иосифа Сталина. Ошеломленный и потрясенный, я переключился на другие волны: ту же новость, торжествуя и радуясь, разносили по свету «Голос Америки», «Голос Израиля», Би—би—си. Я тут же позвонил на дачу Иосифа Виссарионовича. Связь действовала. Дежурный сказал, что товарищ Сталин поздно лег и сейчас отдыхает. Я успокоился, но все же захотел самолично убедиться в его здравии и предупредил дежурного, что выезжаю. Ошиблись, значит, зарубежные злопыхатели, но как—то очень уж странно ошиблись, слишком организованно, будто выполняли одну команду. Об этом подумал я, увидев Иосифа Виссарионовича. Выглядел он скверно, за одни сутки превратившись из пожилого деятельного человека в изможденного старика. Осунувшееся лицо было почему—то багровым, в глазах красные прожилки. Сказал, что у него болела голова, и что ночью вырвало с кровью. Сейчас лучше, только слабость, и ноги ватные.

— Врачи были?

— Нам не нужны врачи. Обойдемся без них. Я рассказывал вам, Николай Алексеевич, как исцеляют себя на Кавказе долгожители, — Сталин попытался улыбнуться. — Хорошим вином и чистым горным воздухом. Закутаются в бурки и сидят часами возле дома, в саду. Бурки у меня нет, у вас тоже, зато есть старые теплые тулупы. И воздух сегодня хороший, наверно, уже весенний. А вина не надо, — с болезненной гримасой передернулся он.

— Вина сейчас не хочу.

Мы пошли на привычное место, на западную застекленную террасу, где любили коротать время вдвоем, особенно после субботней баньки, любуясь закатом, играя в шахматы или просто разговаривая, вспоминая прошлое. Или тихо подремывая, особенно с возрастом, в последние годы. Я обратил внимание: Сталин необычно приволакивал правую ногу, она плохо слушалась. На террасе Иосиф Виссарионович несколько взбодрился, схлынула багровость с лица, задышал спокойней и глубже. Воздух, действительно, был чист и свеж, да и день уже заметно удлинился. С южной стороны деревьев появились затайки в снегу. Звонко выводила свою веселую песенку синица—зинзивер. Не хотелось мне нарушать идиллическую обстановку, возвращать Иосифа Виссарионовича к событиям, безусловно волнующим, но все же спросил, осторожно подбирая слова, почему вчера не поступило подтверждение о начале подготовленного совещания?

— Обскакал нас Лаврентий… Или Никита по кривой объехал… А скорей всего оба вместе, — ответил Сталин и начал неторопливо, с большими паузами, словно обдумывая и взвешивая свои фразы, рассказывать о том, что произошло накануне. К нему в Кунцево, оказывается, без приглашения и даже без предупреждения нагрянули вдруг члены Бюро Президиума ЦК партии и учинили фактически самостийное заседание. («Расширенный триумвират заявился ко мне» — так выразился Иосиф Виссарионович.) Поименно: неразлучные в последнее время приятели Берия и Маленков. Затем Каганович и Хрущев. А также, Микоян не член Бюро. Был ли Булганин — утверждать не берусь, во всяком случае, Сталин упоминал и его. Сопровождал эту группу начальник правительственной охраны генерал—лейтенант Рясной.

Настроены были явившиеся зело агрессивно, особенно вдохновитель всех противосталинских «триумвиратов» Кабан Моисеевич Каганович — за что ему и воздавалось. Теперь же упивался возможностью взять реванш. Резко, в ультимативной форме, поразившей Иосифа Виссарионовича, потребовал Каганович немедленно закрыть так называемое «мингрельское дело», грозившее крупными неприятностями Лаврентию Берии, прекратить критические нападки партийной печати на руководителей органов госбезопасности (опять же на Берию и его ближайшее окружение), не устраивать открытого процесса по «делу врачей», смягчить позиции по отношению к США, Англии и Израилю.