Мысли лейтенанта окончательно запутались, и он принялся украшать третьего уродца петлей.
Открылась дверь, и в кабинет вошел Бенджамин Роджерс — тоже лейтенант, работавший вместе с Джексоном. У Бена было усталое и потное лицо, но глаза его смотрели живо и хитро.
— Одуреваешь, старик? — Бен хлопнул Джексона по плечу.
— На себя посмотри, — вяло отмахнулся Джексон, машинально рисуя еще одного человечка.
— То-то и оно, что одуреваешь, — засмеялся Бенджамин. — Я тебе точно скажу, дружище, что Пикассо из тебя вряд ли получится. А уж о Рафаэле или Леонардо да Винчи и говорить не стоит.
Джексон отбросил карандаш.
— Пошел ты!
— А что это у тебя такой бардак в кабинете, газеты какие-то, карандаши на полу валяются… Ты не сбрендил ли, часом, от жары? — голос Роджерса звучал преувеличенно участливо.
— Пошел ты! — повторил Джексон: ему в голову не пришло ничего другого.
— Да, старик, совсем ты загибаешься, — посетовал Бен. — Я предчувствую заранее, что сейчас ты мне скажешь. Моя интуиция подсказывает, что ты, старина Рон, скажешь мне: «Пошел ты!» Ну как, получится из меня ясновидящий? Точнее, яснослышащий?
— Пошел… — начал Джексон, оборвал фразу и с тоской посмотрел на Роджерса.
— Бен, прекрати ради всего святого. У меня уже и так голова кругом идет, а ты издеваешься.
— «Голова кругом» — твое любимое выражение, твоя голова идет кругом от чего угодно. От чего в данный момент? — поинтересовался Бен.
— Неужто сам не догадываешься? — с досадой спросил лейтенант Джексон.
— Догадываюсь. У самого с головой не лучше, — вздохнул Роджерс.
— Оно и видно, — съязвил Джексон.
— Послушай, Рон, — серьезно сказал Роджерс, — мы с тобой сейчас похожи не на полицейских, которые занимаются важным и сложным делом, а на двух придурков-рокеров, которым нечего делать и поэтому они валяются на траве и подкалывают друг друга. Давай займемся делом.
— Я и хотел заняться делом, а ты начал нести чушь, — раздраженно произнес Джексон.
— Вот-вот, оно самое, — сказал Бен и достал из кармана две банки пива. — Я даже забыл, что принес тебе пива. Теперь оно, должно быть, согрелось. Но все равно, пей, может, оклемаешься немножко, и с тобой можно станет разговаривать не о твоих дурацких рисунках.
В другой раз Джексон наверняка разобиделся бы на слово «дурацкий», но сейчас он просто его не услышал, жадно припав к банке с пивом, которое вовсе не согрелось. Правда, для того, чтобы припасть, ему пришлось пальцами развести губы: сами они не раскрывались, но все равно — на лице Джексона было написано неизъяснимое блаженство.
— Что, старина, липы зацвели? — сочувственно спросил Роджерс.
— А? — отозвался Джексон, бессмысленно глядя мутными глазами куда-то вдаль. Он наслаждался, и ему было даже не до собственной аллергии.
Наконец банки опустели. Джексон откинулся в кресле и удовлетворенно вздохнул.
— Теперь я могу констатировать воскрешение, — бодро сказал Роджерс, целясь банкой в корзину для бумаг, — и перехожу к жизненным проблемам.
На слове «проблемам» банка плюхнулась в корзину. Джексон взял вторую банку, бросил — раздался глухой стук жестянок друг о друга.
Джексон широко улыбнулся и приготовился слушать.
— Ты не улыбайся особенно, — осадил его Роджерс. — У меня для тебя есть плохие новости.
— А хороших, что, нет? — продолжая улыбаться, благодушно спросил лейтенант.
— Нет. Есть еще плохие, — ответил Бен, выщелкивая из пачки сигарету и закуривая.
— Тогда давай сначала плохие, — Джексон потянулся за сигаретой.
— Кто-то только что пытался убить Джимми Дикса, — сказал Роджерс, давая ему прикурить.
— Джимми Дикса? Он был у нас тогда вместе с Ханбеком по поводу убийства у стриптиз-бара той девушки.
— Да, ее звали Кори, — подтвердил Роджерс.
— И что, его убили? — посерьезнел Джексон.
— Нет. Ему очень повезло, он шлепнулся с эстакады на крышу машины и остался цел. Спортсмен, одно слово, — произнес Бенджамин.
— А кто пытался его убить? — расспрашивал лейтенант Джексон.
— Не имею понятия. Их было четверо, и они сразу же уехали на двух машинах. Одна была бежевая, другая — синяя, марки установить пока не удалось, — заговорил Роджерс.
— А сам Дикс ничего не говорит по этому поводу? — поинтересовался Джексон.
— Когда я был на месте происшествия, он еще не пришел в сознание, — ответил Бен и с досадой махнул рукой:
— Изумительный игрок! Я специально ходил смотреть на него, хотя вообще-то не люблю футбол. Но этот… Просто молния, а не человек! Как жаль, что он уже не играет в «Лос-Анджелесских жеребцах»! Хорошо, что Дикс хоть в живых остался, мог бы запросто погибнуть, восемь ярдов летел.
— Ты знаешь, Бен, — сказал Джексон, — мне почему-то кажется, что все эти истории крепко связаны с Ханбеком. Убийство ли, покушение — и вечно он вдали маячит. Не иначе, и здесь без него не обошлось.
— Пожалуй, — отозвался Роджерс.
— Это, значит, были плохие новости? — спросил Джексон.
— Они самые, — ответил Бен.
— Ну что ж, теперь давай плохие новости, те, которые «еще одни».
— Пожалуйста. Они касаются твоего любимого Ханбека, — начал Роджерс.
— Ханбека?! — удивился Джексон. — С ним-то что случилось?