Последний брат

Мугол с брюшком, стоя чуть в стороне, усиленно таращился, пытаясь прогнать дневную сонливость и придать себе распорядительный и расторопный вид. Видимо, присутствие на его берегу воинов и Нэргуя основательно взбодрило его. Но когда он увидел знак, висевший на цепи на груди у Хунбиша, то вообще съел обе щеки и старался уже не отпускать пузо от позвоночника.

— Все в порядке, Хунбиш-Бильге? — спросил с парома Амар.

Хунбиш-Бильге с улыбкой повернулся к тем, кто оставался на пароме.

— Все в порядке, тайши Амар. Воины для твоего эскорта здесь. Сделай шаг и ступи на землю, принадлежащую твоему брату.

Амар взял узду потверже и подошел к краю парома. Поколебавшись, он ступил на пристань. За ним пошли остальные. Трофим и сам с облегчением ступил на твердую землю. Вторая часть путешествия — по чужой земле — началась.

* * *

Менялась местность, шли дни. Остались позади пределы Ромейской державы, и уже много стадионов прошли их кони, с тех пор как они вступили во владения Мугольского улуса. Продвижение их, впрочем, не замедлилось, порядок и дисциплина чиновников на землях муголов, как успел убедиться Трофим, ничуть не уступала ромейской. Все отличие было в том, что теперь вместо императорской грамоты Хунбиш-Бильге показывал на почтовых станциях свой нагрудный металлический знак, увидев который, почтовые чиновники начинали бегать как ошпаренные.

Двигались почти прежним порядком. Только теперь впереди ехал Хунбиш с сотником Нэргуем, а замыкали небольшой отряд вместо этериотов тяжеловооруженные мугольские воины. Их было немного — всего три арбана, то есть три десятка. Впрочем, больше было и не нужно для проезда в двух невоюющих государствах с отлаженными почтовыми службами. Юлхуш сказал, что эти воины из Хэтбэ-хешихтен [33], - личной стражи мугольского владетеля. Посмотрев в дороге на их повадки и ухватки, Трофим решил, что не хотел бы столкнуться с такими в бою. Щиты, закинутые за спину, тяжелые железные пластинчатые кольчуги с разрезами для посадки на лошадь, изогнутые сабли, большие саддаки и налучья, длинные копья — с таким эскортом можно было не опасаться нападения случайных дорожных разбойников. Почти у всех муголов на шлемах были личины — железные маски, изображавшие отвратительные жестокие рожи. Тит бурчал, что не понимает, зачем муголы их носят, — все равно под личинами у них лица без малейшего выражения. Тит преувеличивал, но ненамного, мугольские воины вели себя сдержанно. Развлекались они в пути немудреным способом, известным с незапамятных времен, — они пели. Их длинные песни были не лишены своеобразной красоты. Трофим, еще во время учебы донимавший Амара и Юлхуша, чтобы узнать их родной язык, теперь с радостью заметил, что почти все понимает. Редко ему приходилось обращаться за пояснением к мугольским друзьям, чтобы перепросить про то или иное слово. Фока тоже немного нахватался мугольской речи у товарищей. Для бытовых разговоров его знаний хватало. В песнях он понимал не все, но они его и не волновали. Улеб знал наречье муголов еще до школы и тоже относился к песням вполне терпимо. Зато Тита песни эскорта раздражали, возможно, именно потому, что он не мог понять в них ни бельмеса. Муголы пели — Тит кривился. А поскольку муголы пели постоянно, Титу скоро пришлось сменить гримасу на стоическое выражение лица.

Вместе с раздражением Тита, однако, терзало и любопытство. Он одолевал поочередно Трофима, Улеба, Фоку, Амара и Юлхуша, вопрошая: о чем поют? Те сперва пытались переводить, но поскольку навыка одновременного перевода, как толмачи, не имели, то начинали опаздывать, а песни все длились, и теперь переводчики на вопросы Тита просто пытались отмахнуться от него, передав всю суть в паре предложений. Муголы пели.