Последний бросок на Юг

Эти факты свидетельствуют о том, что прав был Жириновский, который обосновывал необходимость для нашей страны совершить бросок на Юг, чтобы не допустить «броска» враждебных нам сил на Север, то есть на Россию. Но ельцинское руководство и его последователи не только не прислушались к советам лидера ЛДПР, но и всячески попустительствовали враждебной нам политике со стороны экстремистских сил Юга и Запада. Кто-то это делал по указке Запада, кто-то по элементарной неграмотности или скудости ума, кто-то из-за незнания элементарных основ геополитики.

В связи с этим следует отметить еще один важный аспект книги «Последний бросок на Юг», что также делает ее интересной и поучительной не только для рядового читателя, но и для политиков и ученых. В ней Жириновский выступает не только как политик-провидец, но и как крупный ученый-геополитик. Возьму на себя смелость утверждать, что возрождение науки «геополитика», по существу запрещенной в Советском Союзе, связано, прежде всего, с именем лидера ЛДПР. Он первый на современном этапе развития науки заговорил о геополитике, обосновал развитие геополитической картины мира, обозначил геостратегические интересы России. Теперь о геополитике говорят и пишут многие политологи и политики, выпускаются научные и псевдонаучные труды по геополитическим проблемам. Но Жириновский остается тем ученым-политиком, который дал мощный толчок исследованиям в сфере геополитики в нашей стране, да и за ее пределами.

В этом огромное достоинство этой книги. Ее обязательно надо прочитать, в том числе и высшим руководителям страны, чтобы проникнуться теми честными и искренними устремлениями к возрождению Великой России, восстановлению ее геополитического положения, которые так присущи Владимиру Жириновскому.

В. Александров, профессор, доктор исторических наук

1. Угроза с Юга

Политическая деятельность поглощает много времени и сил. Приходится читать большое количество газет, самых разных, программы различных партий, листовки, прокламации, религиозную, философскую литературу, экономическую, историческую, мемуары и книги по самым различным областям знаний. Социология, вооруженные силы, зарубежные страны, зарубежные партии. Еще двадцать лет назад (начало 70-х) я подготовил монографию «Политические партии Турции». Так что систематизацией партий я занимаюсь уже много лет. Я очень давно думаю о механизме государственной власти: из чего он компонуется? Эти вопросы не может решить вчерашний физик или вчерашний биолог, начавший сегодня думать о государстве, о том, как управлять. Нужно десятилетие, нужен определенный государственный интеллект, какая-то часть мозга должна быть задействована в этом направлении. Думать об этом, анализировать, сопоставлять. Вот умер Сталин, реакция населения на смерть Сталина. Вот пришел Хрущев. Вот генсек — Брежнев, вот сняли Подгорного. Вот умер Кулаков. Вот появился Андропов. Черненко. Горбачев. Ельцин. Все эти этапы переживались, анализировались. И приходило понимание причин глубинных процессов политической жизни, государственных изменений, переворотов. Огромный пласт политических переживаний на основе практической жизни. Этого нельзя прочитать в учебниках. Нельзя, например, изучить историю Франции, приехать туда и начать там заниматься политикой. Это журналист может прийти к какому-то лидеру, взять у него интервью. А практической политической деятельностью можно заниматься лишь у себя в стране, при условии накопления огромной суммы знаний. Поэтому для меня политика не была чем-то неведомым, тайным. Мне всегда хотелось этим заниматься. Меня угнетало любое узкое направление. Специалист-востоковед занимается только Ближним Востоком. Юрист — какой-либо отраслью нрава. Юрист — это тоже очень узко. Экономика. Финансы. Только налоги, оборотные средства, деньги, недвижимость — все это связано с каким-то одним профилем. Желание во все вникнуть, все охватить приводит к тому, что появляется философское отношение к жизни, начинаешь понимать, что такое познание жизни.

Я учился в востоковедческом вузе и, помню, на третьем курсе или на втором, написал работу по кафедре философии. К сожалению, это было запрещено, нужно было писать только по той кафедре, к которой тебя прикрепили. Но меня тянуло к философии, к широкому познанию жизни и законам диалектики, к понятию материи, духа и т. д. Может быть, я учился бы на факультете политологии, но тогда его не было. В Сорбонне, в Лондоне такие факультеты были, а у нас нужно было соединить исторический факультет, философский, экономический, юридический либо наш Институт стран Азии и Африки и социологический. Тогда, может быть, из шести факультетов получился бы факультет политологии. Идеальный вариант был бы, если бы я просто окончил факультет политологии Московского государственного университета. И с двадцати трех лет начал бы заниматься практической политикой.