Последний бросок на запад

Отовсюду слышались взволнованные реплики усташей:

— Спирт, чистый спирт!..

— Шмотки, шмотки тоже берите…

— Сахар…

— К черту сахар! Ты посмотри на эти бутылки… Чем не сахар?

— Да не дави ты их…

— В сторону, в сторону ставьте…

— Вторым заходом заберем…

Чернышев, подоспевший одним из последних, сначала также поддался охватившему всех возбуждению, но вовремя сообразив, что все равно спирта хватит на всех, начал заниматься тем, что во все времена считалось самым подлым занятием, — чистить карманы убитых французов…

Французы, сопровождавшие колонну, видимо, получали неплохую зарплату: через несколько минут его карманы были битком набиты незнакомыми денежными знаками, которые Чернышев небезосновательно посчитал за франки, обручальными кольцами, золотыми цепочками.

Вадим лихорадочно перебирал багаж, найденный в кабине одного из грузовых «вольво»: чемоданы, пакеты, рюкзаки… Открывал и, заглянув внутрь, вываливал содержимое на пол.

В основном попадались шмотки: джинсы, свитера, обувь… В одном пакете он обнаружил отличную электробритву.

Французы, как люди, склонные к сентиментальности, возили с собой фотографии близких — матерей, жен, детей. Теперь Чернышев топтал своими ботинками на рифленой подошве этот хлам, рассыпанный по кабине.

Именно там он и нашел ту самую сумку, а в ней — пачки, перевязанные бумажной лентой. Он вскрыл одну — стодолларовые, вскрыл другую — тоже. А там этих пачек… От одного вида такого богатства бывшему омоновцу стало жарко; рубашка прилипла к мокрому от пота телу.

Подняв с пола какую-то тряпку, Вадим быстро накрыл ею деньги. Застегнул молнию.

Валить надо отсюда…

Закинув сумку на плечо, подхватив под мышку другую, где лежала всякая мелочь, он выпрыгнул из кабины и побежал в сторону части…

Да, нерадостные воспоминания — если бы не этот Чебо, если бы не этот конвой, то все, возможно, сложилось бы совершенно иначе.

Но — с другой стороны! — если бы не Чебо и не колонна с гуманитарной помощью, Чернышев вряд ли бы стал обладателем такого богатства.

Вадим перевернулся с одного бока на другой. Закурил новую сигарету.

Он решил больше не думать о неприятном — в таком незавидном положении лучше всего вспомнить о чем-нибудь хорошем.

А что может быть лучше денег, тем более — американских долларов? Да, с такими деньгами он многое сможет сделать. С такими деньгами можно вообще все бросить и жить в свое удовольствие. А можно отправиться в путешествие.

Чернышев довольно усмехнулся: «Европа, Африка, Америка… Девочки, пляж, море… Только бы выбраться отсюда… Но как?..»

«Эти французы еще ничего, — Вадим задумался о своем спасении, — не то, что янки. Те вон какой скандал подняли из-за какого-то паршивого пилота, сбитого боснийскими сербами! Может быть, предложить этому лейтенанту, с которым ехал, — как там его… Кавьель, что ли? — тысяч пятьдесят? — предположил Чернышев. — Или шестьдесят? Теперь он много может предложить. Стоп, нужно еще дать тому капитану, что арестовал. Шестьдесят тысяч — это слишком много; хватит и по десять обоим.

Или по восемь. Хотя, может быть, и восемь на двоих будет достаточно. Вот только как предложить? Сказать — на тебе деньги, только отпусти меня? Не поверит. И потом еще до той сумки добраться нужно».

Так и не приняв никакого решения, Чернышев подумал, что теперь с ним, таким богатым, все равно ничего не случится, а потому нет никаких видимых причин волноваться.

Как бы то ни было — завтра он поговорит с этим лейтенантом. Завтра утром, а теперь — спать.

А лейтенант Кавьель в это время находился в кабинете своего начальника капитана Лафонте — немного полноватого, обрюзгшего на миротворческой службе.

— Ну и гадость же этот шток! — скривившись, сказал капитан и поставил рюмку на стол. — И с какой стати хорваты эту дрянь называют бренди?

— Ну, это лучше, чем если бы они назвали его коньяком, — улыбнулся тот.

— Почему?

— В России все бренди называют коньяком, — пояснил Кавьель. — Поэтому если шток — это бренди, то бренди — это коньяк…

— Ты от этого русского почерпнул такие знания?

— Кстати, занятная личность, — ответил лейтенант, уходя от поставленного вопроса.

Капитан Лафонте взял в руки бутылку и вновь наполнил рюмки. Конечно, это не коньяк, но лучше, чем ничего.

Опорожнив рюмку, он поднес ее к лампе, стоящей на столе, видимо, пытаясь по цвету остатка определить качество напитка, но это ему не удалось, так как штока на дне рюмки оставалось не более капли.

— Могу обрадовать, — словно только сейчас вспомнив, сказал Кавьель. — Я привез несколько бутылочек граппы.

— Да?! — оживился капитан. — Так почему ты раньше молчал? Я уже этим штоком скоро писать начну…

— Оно и видно, — саркастически заметил Кавьель.

В углу стояла целая батарея пустых бутылок. Сколько же из них выпито за сегодняшний вечер?

Капитан не ответил на этот сложный вопрос — он в самом деле был уже сильно пьян. А чем, в принципе, здесь еще можно заниматься?

— Вот это дело! Вот это я понимаю! Граппа — вещь, не то что та мерзость, — Лафонте непослушной рукой махнул в сторону пустых бутылок. — Кстати, а что мы будем делать с этим русским, которого ты привез?