Последний бросок на запад

Емельянов подошел к окну. На площади уже хозяйничали четники, сгоняя перепуганных жителей из их жилищ к памятнику какому-то местному деятелю — кому именно, Емельянов не знал, да и знать не хотел.

Жители встревоженно молчали, вынужденные подчиниться, слышались только негромкие причитания женщин и плач детей. Но четники были неумолимы.

Все больше людей, которых выволокли из своих домов, скапливалось на площади. Емельянов знал, что будет дальше: четники разбредутся по городу — и начнется форменный грабеж.

— У-у-х, вроде полегчало… — послышался голос за спиной Емельянова.

Обернувшись, он посмотрел на Вадима. Тот выглядел несколько лучше, хотя лицо оставалось бледным. Черная аккуратная бородка резко выделялась на белой коже. Прежде Вадим был даже несколько полноват, а тут заметно похудел.

Схватив автомат, Дима направился к двери.

— Что, не терпится принять участие в грабеже? И без меня? — спросил Вадим.

Эта фраза, произнесенная с явным сарказмом, остановила Диму, уже схватившегося за ручку двери.

— В отличие от тебя я не предлагал Ивице дать город на разграбление.

— Законное право победителей, — парировал Вадим. — Ладно, ладно, не закипай. Давай перекурим, сейчас боль должна меня совсем отпустить. А потом вместе пойдем смотреть достопримечательности…

Емельянов гневно сверкнул глазами, но ничего не сказал. Молча достал из кармана пачку «Мальборо» и достал оттуда две сигареты. Посмотрев на приятеля, сунул обе сигареты себе в рот, чиркнул зажигалкой и подал Вадиму уже прикуренную.

— Благодарю, — сухо сказал Чернышев.

— Ну так что? — спросил Дима, усаживаясь на стоявший поблизости стол. — Ты у нас как поборник справедливости не считаешь зазорным снять с босняцкой бабы сережки вместе с ухом? Или ты, наверное, останешься на площади сторожить толпу?

Чернышев обиженно ответил:

— Да ладно тебе! Ты же знаешь, когда у тебя что-то болит, начинаешь ненавидеть все вокруг.

— Нет, не знаю! Когда у меня что-то болит, я ни на ком не срываю злость!

— Перестань, Димка! Никто с боснийских баб срывать сережки не собирается. А вот об обуви или оружии сам подумай.

— Ладно, давай докуривай и пошли, — примирительно сказал Дима, поднимаясь со стола. — А то нас будут искать.

Чернышев выбросил в окно сигарету, со вздохом поднялся и замер, прислушиваясь к себе: не болит ли опять? После чего улыбнулся.

— Кажется, отпустило! — уже бодрым голосом сообщил он.

— Не будешь больше обжираться всякой дрянью!

«Хотя дело, конечно же, не в еде. Наверняка он никак не может забыть тот раскромсанный труп на втором этаже», — подумал Емельянов.

На улице, слепя глаза, светило солнце. Лед, ночью прихваченный морозом, растаял, и, ступая по мокрому месиву, Дима оценил преимущество резиновых сапог. Если бы они еще были по размеру и не терли ноги, заставляя его морщиться при каждом шаге.

— Эх, жаль, темных очков нет — солнце слепит, — сказал Чернышев.

Внезапно к ним подлетел Горожанко. За плечами у него был вздутый вещмешок.

— Вы чего прохлаждаетесь? — воскликнул он. — Город уже наш! Давайте быстрее, а то мы, наверное, скоро уйдем отсюда…

Друзья переглянулись и, ничего не ответив, двинулись вслед за Горожанко.

Улицы, были пустынны — местные жители, те, кого не согнали на площадь, старались спрятаться подальше от возможной расправы. Чернышев остановился возле большой витрины магазина.

— Дима, — махнул он рукой, — давай сюда! Ты вроде жаловался на обувь?

Выбив прикладом автомата стекло, Вадим первый шагнул внутрь. Дима и Андрей последовали за ним.

Магазин был маленький, аккуратный и чистенький. В нем продавалась всякая мелочь — перчатки, зонтики, сигареты…

Глаза у Чернышева сверкнули.

— Вот это да!.. — воскликнул он, восхищенно осматриваясь.

Затем деловито принялся за грабеж. Стянув со спины вещмешок, от начал запихивать туда блоки сигарет, перчатки, носки — все, что только попадалось под руку…

Емельянов прошел в угол, где на полке стояла обувь. Детские ботинки, женские туфли на высоких каблуках, мужские штиблеты, блестящие лакированной поверхностью… Кожаных высоких ботинок или сапог, так ему необходимых для переходов в горах, не было.

— Черт!

— Что такое? — спросил Вадим, который запихивал в свой порядком вздувшийся мешок бутылки с водкой.

— Да опять не смог себе обувь выбрать. Чего тут только нет! Только не то, что мне нужно! — Емельянов стукнул кулаком по полке, отчего на пол посыпались банки с пивом, выстроенные на ней в форме пирамиды.

— Да ладно тебе! — весело отозвался Вадим. — Не расстраивайся, подберешь себе еще где-нибудь.

— Будем надеяться на это… Кстати, тут пожрать ничего нет?

— Только шоколад. Я взял упаковку «Сникерса». Ты, главное, курево бери, а то неизвестно, когда в следующий раз достанем…

Емельянов скинул с плеч свой вещмешок и, положив туда несколько блоков «Мальборо», подошел к кассе.

Запертая на ключ, она не поддалась даже мощному удару приклада. Тогда Дима отпустил предохранитель и, направив ствол на блестящие кнопки, дал короткую очередь. Кассовый аппарат дзинькнул, и нижнее его отделение, предназначенное для денег, выдвинулось вперед.