Последний бросок на запад

Понимая, что теперь он все равно, при всем своем желании, не придет ни к какому конкретному решению, Дима сообразил, что у него есть еще возможность тянуть время: а вдруг что-нибудь да изменится? Жизнь полна превратностей, а на войне — тем более…

— Каково твое решение? — жестко повторил свой вопрос хорват.

— Уведите меня обратно в свой морг.

— Это отказ?

— Нет.

— По-моему, ты переоцениваешь свою значимость. Нам некогда с тобой возиться и продукты на тебя переводить незачем — намного проще расстрелять.

— Я гражданин иностранного государства, — Дима ухватился за это, как за спасительную соломинку.

Новак жестко улыбнулся.

— Ну и что?

— Вы не имеете права, — ответил наемник едва дрогнувшим голосом.

— Расстрелять?

— Не имеете права.

— Почему?

— Ну, потому что… — Дима не мог дать вразумительного ответа на этот вопрос.

— Мы здесь, на своей земле, на все имеем право, — заверил его контрразведчик, — а расстрелять — тем более. Никто никогда не узнает, где и когда ты погиб. Документов у тебя нет. Имени никто не знает. Неопознанный труп, — с удовольствием добавил он.

— Я требую встречи с русским консулом.

— Для чего?

— Я имею право к нему обратиться?

— Тут, в этом городке, отродясь не было русского консула, — произнес офицер.

— А где есть?

— Ну, наверное, в Белграде, у сербов есть русский посол.

— А в Загребе?

— Наверное, есть… Но ты находишься в Боснии.

— В Сараево?

— Да не поможет тебе русский консул, идиот! Даже если каким-то чудом здесь окажется. Ты взят в плен на поле боя с оружием в руках, — усмехнулся хорват. — А значит, ты воевал против нас на нашей земле. И в этом виноват.

В этот момент в кабинет без стука вошла Злата. Она была чем-то сильно рассержена. Молча она прошла и села на уголок дивана, сложив руки на коленях.

Емельянов не отводил взгляда от Златы. Ему уже было плевать на сердитые взгляды Новака и даже было плевать, что эта прекрасная женщина оказалась женой такого неприятного типа. Он просто смотрел на нее и ни о чем не думал; даже о своем будущем.

— Это отказ? — раздраженно повторил свой вопрос контрразведчик.

Емельянов презрительно посмотрел на него и твердо произнес:

— Нет.

— А что же?

— У меня, да и у вас, еще масса времени, пока я выздоровлю. Я бы хотел подумать еще немного.

Он снова посмотрел на Злату. Это ему показалось, или действительно она взглянула на него с сочувствием, с нежной теплотой?

Неужели в ней зародилось чувство к человеку, который ее спас? Неужели у него есть шанс?

Может быть, этот контрразведчик и прав — перейти на сторону усташей, точней — сделать вид, что перешел, а потом… Сербы, хорваты — какая разница? Или лучше все-таки продолжать тянуть время?

Емельянов молчал, и Новак скомандовал:

— Увести!..

«Только бы не показалось, — цеплялся Емельянов за один-единственный взгляд, как будто это была его последняя надежда на спасение. — Только бы не показалось…»

Уже от двери, на самом пороге, он еще раз обернулся и ясно увидел, что девушка ободряюще улыбнулась ему.

Возвращаясь в камеру, Дима убеждал себя, что не стоит обольщаться: во-первых, она — жена контрразведчика, врага, человека, который может подписать ему смертный приговор, а во-вторых — ему это всего-навсего померещилось…

Когда пленник вернулся в камеру, трупов там уже не было: он даже засомневался — действительно ли были мертвецы или это бред воспаленного сознания? Но затхлый запах разлагающейся плоти еще стоял в воздухе, и Дима понял — камера та же. Видимо, вонь проникла и в коридор, охранники не смогли ее вынести и радикально покончили с этой камерой пыток.

Ну и слава Богу!

Теперь у него была улыбка Златы, глаза Златы; одно воспоминание об этом облегчало жизнь, пусть даже это и был самообман…

Но с этой улыбкой вернулись надежды и сомнения. Конечно же, предложение капитана Новака заключало в себе откровенный практический смысл: во-первых, куда большая зарплата, чем у четников, во-вторых — медицинская помощь, что в его положении было немаловажно; во всяком случае, предложение стоило того, чтобы о нем действительно всерьез подумать.

Но ведь нельзя быть даже перед самим собой таким подонком, у которого ни совести, ни чести, а одна голая выгода. Стоит ли такому жить? И что подумает Злата о таком мужчине, которому ничего не стоит предать?

Стой! При чем тут Злата?

Но мысли о ней не отпускали.

Вдалеке, на самом горизонте, полыхало зарево — натовцы где-то что-то у сербов разбомбили. По темному небу то и дело проносились какие-то тени, это была натовская фронтовая авиация, возвращающаяся на базы в Италии. Иногда еще раздавались взрывы, и их отзвуки гулко проносились по окрестным горам.

Новаку не спалось — и не потому, что спать мешали пролетающие бомбардировщики, отчего даже дребезжали стекла в окне. Причиной его бессонницы были нелады с женой и последний разговор с пленным.

В общем-то свет клином не сошелся на этом русском наемнике и не так уж важен он был для хорватской армии, чтобы уделять ему столько внимания, но каков, однако, гордец!..

Деньги — отказался. Свободу — отказался. Жизнь — отказался!