Последний часовой

«Утром пешком с Софи поднялись на холм. Инициалы на дереве она расшифровала: “17 июня я был здесь, чтобы видеть вас”. Стыд, смятение, охвачена вихрем чувств. Увидела букву “Е”, едва не потеряла сознание. Обескураженная, испуганная, я убежала со всех ног».

«Суббота 20, запускали воздушный шар. Пленительные мгновения, неповторимая встреча глаз в тот момент, когда шар поднимался и все собравшиеся жадно за ним следили. Я вырезала на дереве в его уголке: “Alexis”. Не довольно ли этого признания?»

Александра попыталась взять себя в руки. Она приступала к чтению, четко зная, кто виноват. Теперь все выглядело иначе. Очертания событий смягчились. Молодая женщина сочувствовала влюбленным, и это было почти предательством по отношению к собственной семье – покойному государю, maman, Никсу…

«Мы шли по саду, увидела Vosdu на скамейке, открытой всем ветрам. Отчего-то бледен и угрюм. Моя собачка Роза подбежала и обнюхала его. Он встал, снял шляпу и поклонился. Ужасный миг! Я едва не провалилась под землю. Отозвала Розу и, не чуя ног, двинулась дальше».

«Великолепный лунный свет. Я сидела у окна, ничего не ожидая, вдруг вижу, как поблескивает в темноте под балконом его мундир. Вскочила, захлопнула окно. Страшный испуг».

«Четверг, 30 июня, накануне грозовой день. Все говорило со мной о Vosdu. Чувство развилось за одни сутки больше, чем за год. Вчера он смел гулять по парку с какими-то дамами, смеялся. Борьба, сомнения, подозрения, тревога. От сильного возбуждения крови легла раньше обычного. Кризис. Встреча с ним мучительна. Горькие слезы по возвращении. Открылась во всем Софи. Большой переворот во мне, решение забыть его. Невыразимые муки. Смирение».

«Понедельник, 3 августа. Начала смягчаться. Софи принесла новость: “Я страдаю от вашего жестокого безразличия, молчание повергает меня в отчаяние”. По возвращении из Петергофа на подъезде к мосту обогнали карету Vosdu. Очарователен, прелестен, как всегда. Отблеск заката освещал его бледное лицо. Остатки гнева утихли».

Александра откинулась на спинку скамейки и попробовала собраться с мыслями. Что она чувствовала? В наибольшей степени нетерпение. На ее взгляд, вот-вот должен был наступить решающий момент, объяснение, развязка. Но нет, вместе с расшифрованными инициалами: «Лиза, Лиза, скажи мне: я тебя люблю» – явился портрет.

«6 декабря 1803 года. Невыразимое счастье. Портрет. Я его видела, прикасалась к нему, упивалась им, осыпала поцелуями. О, если б этот образ умел говорить! Он поведал бы тому, с кого написан, о вещах, которые я не решусь доверить бумаге».

Александра полезла в сумочку и достала оттуда маленькую эмалевую миниатюрку в тонкой золотой раме. Она сохранилась в тайнике Елизаветы и была вчера стянута со стола. Никс не заметил, слава Богу! Молодая женщина вгляделась в незнакомые черты. Этот человек умер задолго до ее приезда в Россию. Действительно красив. Узкое лицо со скучающим выражением, пепельные волосы, черные брови дугой, пухлые губы, грустный взгляд. Возможно, в жизни он был совсем другим. Веселым, любезным. Но на портрете выглядел несколько… снобом. Александре сделалось жутко при мысли, сколько раз холодную выпуклую поверхность миниатюры покрывали поцелуи, а потом умывали горькие слезы.

«Все кончено. 1 января, вечером большой бал. Vosdu танцевал полонез с маленькой Натали Загряжской, разговаривал очень весело и увлеченно. Рассердилась. Софи пересказала мне их болтовню. Чуть не сошла с ума. Все время думаю о нем».

Александра вспомнила слышанную от княгини Долгоруковой историю удаления от двора Натальи Загряжской, золотокудрой красавицы, имевшей оглушительный, но короткий успех.

– Тут была замешана ревность, – понижая голос, говорила старая статс-дама. – Натали спешно выдали замуж за какого-то Гончарова, говорят, богача, но скареда. И она получила приказание безвыездно жить в его имении. Полотняный Завод, кажется.

Молодая императрица усмехнулась. Выходило, что робкая, всего пугающаяся Елизавета Алексеевна имела-таки влияние и могла, если понадобится, сломать чужую судьбу. Это заключение так не вязалось с образом из дневника.

«Воскресенье, 10 января. В театре на моем кресле нашла листок со стихами. Ужасная неосторожность!

В этой жизни нет хороших дней
Без безумств,
Без любви,
Без страстей.

Нашептала Софи ответ:

Как нужен мне друг дорогой,
Как хочу я его обожать.
Свою жизнь и сердечный покой
Его счастью хочу я отдать.

Прелестен. Прощай, борьба. Один миг сделал напрасными все мои страдания».