Когда Айдрис, томимая невеселыми мыслями, улеглась в постель, служанка матери принесла ей какое-то питье. Необычность этих действий заставила Айдрис вновь что-то заподозрить. Но, не желая спорить и к тому же пытаясь узнать, справедливы ли ее опасения, она, вопреки своей обычной правдивости, притворилась, будто выпила снадобье. Взволнованная резкими словами матери, а теперь и неясными страхами, она не могла уснуть и вздрагивала от каждого звука. Вскоре дверь ее тихо отворилась; невольно шевельнувшись, она услышала шепотом сказанные слова «еще не заснула», и дверь опять затворили. С бьющимся сердцем она стала ждать следующего посещения. Когда дверь снова отворилась и появилась ее мать в сопровождении служанки, Айдрис притворилась спящей. К ее постели подошли; Айдрис боялась шевельнуться и только сердце забилось у нее сильнее, когда она услышала шепот матери:
— Милая простушка, ты и не знаешь, что твоя игра проиграна навсегда.
Бедная девушка на миг подумала, что мать уверена, будто она выпила яд.
Она хотела вскочить, но тут графиня, отойдя от постели, тихо сказала служанке:
— Скорей, времени терять нельзя — уже двенадцатый час, а в пять они будут здесь. Возьми с собой только необходимую ей одежду и шкатулку с драгоценностями.
Служанка повиновалась; они обменивались лишь немногими фразами, но их жертва жадно ловила каждое слово. Названо было имя ее собственной служанки.
— Нет-нет, — ответила мать, — она с нами не поедет. Леди Айдрис должна забыть Англию и всех, кто оттуда родом.
И еще Айдрис услышала:
— Она не пробудится до вечера, а тогда мы будем уже на корабле.
— Все готово, — сказала наконец служанка, и графиня вновь приблизилась к постели дочери. — А в Австрии, — сказала она, — ты подчинишься. Тебя заставят подчиниться; и у тебя будет выбор лишь между почетной тюрьмой и достойным браком.
Обе вышли. Уходя, графиня сказала еще:
— Тише! Сейчас все спят, но не всех мы усыпили, как ее. Никто не должен ничего заподозрить, не то ее могут побудить к сопротивлению и, может быть, к бегству. Ступай со мной, у меня и подождем условленного часа.
Они ушли. Айдрис была в ужасе, но, побуждаемая этим ужасом, быстро оделась, спустилась по черной лестнице, подальше от покоев матери; сумела вылезти из окна нижнего этажа и в темноте, под ветром и снегом, добралась до моего жилища; мужество не покидало ее, пока она не дошла туда, а там, вручив свою судьбу мне, поддалась утомлению и отчаянию.
Я успокаивал ее как умел. Какое это было счастье — видеть ее здесь, рядом с собой, приютить и спасти! Боясь ее встревожить, «per non turbar quel bel viso sereno»*
80, я умерял свой восторг и старался утишить чересчур бурное биение сердца. Отводя от нее взгляд, полный страсти, я только темной ночи и ненастью шептал о том, что чувствовал. Путь до Лондона показался мне слишком кратким, но я не мог пожалеть об этом, когда увидел, с какой радостью моя любимая кинулась в объятия брата, оказавшись в безопасности и там, где уже никто не мог ее осудить.Адриан послал матери краткое письмо, уведомлявшее ее, что Айдрис находится под его опекой и покровительством. Несколько дней спустя пришел ответ из Кёльна.
«Пусть граф Виндзорский и его сестра, — писала надменная дама после своей неудачи, — не обращаются более к оскорбленной матери, которой для спокойствия нужно лишь одно: забыть об их существовании. Желания ее попраны, планы разрушены. Она не жалуется. При дворе своего брата она найдет не утешение — ибо нельзя утешиться, испытав неблагодарность собственных детей, — но тот образ жизни, который примирит ее с судьбой. А потому она отказывается от каких-либо сношений с ними».
Таковы были странные и невероятные события, приведшие меня к браку с сестрой лучшего моего друга, с моей обожаемой Айдрис. Просто и мужественно отстранила она предрассудки и препятствия, стоявшие на пути нашего счастья, и отдала свою руку тому, кому прежде уже отдала сердце. Быть достойным ее, подняться до нее с помощью всех своих способностей и лучших качеств, отвечать на ее любовь преданностью и нежностью — только так я мог отблагодарить Айдрис за бесценный дар.
*"боясь, что дерзость ясный взор смутит"(ит.).
Глава седьмая