Читаем Последний человек на Луне полностью

Гордо был свойским и приятным в общении и чертовски сильным пилотом. Многие заскорузлые чиновники NASA полагали, что этот парень с тягучим оклахомским акцентом слишком склонен к авантюрам, и этот взгляд в конечном итоге отразился на его полетных назначениях.

Гас был трудным для знакомства человеком. Он привычно здоровался со всеми в коридоре, но мало с кем был близок и не слишком интересовался нами, новичками. Или ты был его другом, или нет; Гас прилагал немало сил, чтобы показать, что он тут вожак стаи, и мог подставить тебя, если видел, что это тебе не нравится. В глубине души я чувствовал, что после полета на «Меркурии», когда его корабль пошел ко дну, а сам он едва не захлебнулся, Гас всего немного побаивался.

Скотт был единственным, кто летал на многомоторных самолетах, среди этой элитной команды ветеранов реактивной авиации. Ходил слух, что он и не рвался в космическую программу – это была заслуга его динамичной и привлекательной жены. Скотт же вовремя оказался на месте и с медицинской точки зрения подходил просто потрясающе. Однако он облажался в полете на «Меркурии», развлекаясь в управлении кораблем и не уделяя достаточного внимания выполнению задания. Он не отработал тормозной импульс должным образом и приводнился в нескольких сотнях миль от расчетного района. Вскоре стало вполне очевидно, что Скотт больше никогда не полетит в космос.

Уолли, прекрасный пилот, был всеобщим приятелем и курицей-наседкой для новой группы астронавтов. Мы звали его Скайрей[36] по имени самолета, на котором он в свое время летал. Уолли устраивал «вполне заслуженный» длинный перерыв на кофе с куда большей охотой, чем залезал в тренажер. Тем не менее он был очень хорош в своем деле, и полный перфекционист, если не обращать внимания на фривольный юмор. В нем не было никакого притворства. Он мне нравился.

Ал, первый, кто полетел на «Меркурии», был лучшим из этой команды. Он представлялся естественным выбором для дальнейшего продвижения – на «Джемини» и на «Аполлон». Он вполне подходил на роль первого человека на Луне. Однако Ал был совершенной загадкой. Он мог быть теплым и приятным в общении в один момент, а в другой – командиром со стальными глазами и без какого-либо следа широкой улыбки. Для новичка вроде меня казалось разумным держаться подальше от Алана Шепарда.

На мой взгляд, Шепард, Ширра и Гриссом точно должны были командовать будущими кораблями, а возможно, и Купер. По большому счету, Карпентера можно было не учитывать. Таким образом, от Семерки реально осталось лишь четверо, что немного разряжало обстановку в части будущих мест в экипажах, но не сильно. Должно было пройти еще много времени, прежде чем хотя бы одно место предложили бы любому из членов моей группы. Вся Новая Девятка стояла между Первой Семеркой и нами.

Многие верят, что существовал какой-то генеральный план по личному составу, исполнение которого сделало Нила Армстронга первым, кто пройдет по Луне. Это не так, и сага об Але Шепарде объясняет почему.

Как и в программе «Меркурий», Шепард был первым кандидатом на полет на «Джемини». Его напарником должен был стать Том Стаффорд из Новой Девятки. В середине 1963 года, еще до того, как этот выбор стал официальным, Шепард испытал приступы головокружения. Врачи в предварительном порядке диагностировали у него проблему со средним ухом, известную как болезнь Меньера, и временно отстранили его от полетов. Несколькими месяцами позже Ал вернул себе летный статус и был назначен на первый полет «Джемини», но врачи вызвали его на еще одно обследование и нашли, что состояние уха ухудшилось. На этот раз они не только заблокировали ему возможность полета в космос, но и ограничили в полетах на самолетах. В соответствии с вынесенным решением он, если вообще хотел полететь, должен был иметь рядом с собой другого квалифицированного пилота, пусть даже из числа нас, новичков, потому что одиночный полет с точки зрения медицины перестал быть безопасным. Его не просто ударили ножом в спину – но еще и повернули нож в ране. О Боже, думали мы, если это могло случиться с Шепардом, это может произойти с кем угодно.

К этому моменту список астронавтов для полетов на «Джемини» включал Уолли Ширру в качестве командира второго корабля[37], а Гас Гриссом был дублером Шепарда. Ал выбыл, и кто же теперь будет вместо него? Дик назначил Гриссома командиром первого экипажа «Джемини» и поставил Уолли дублером Гаса. Как следствие, Ширру пришлось убрать с должности командира на второй полет. Уолли был этим недоволен, его веселый темперамент весь куда-то делся. Он терпеть не мог быть чьим-либо дублером.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное