Последний де Бург

А Гай, которому раньше прямо-таки не терпелось свести их вместе, теперь, казалось, готов жизнью защищать ее добродетель. Это Джеф дал ему такое поручение? Или Элени? А может, сарацин? Николас покачал головой. Он обращался к различным уловкам, дабы разделить этих «неразлучников», но Гай видел его насквозь и с удовольствием срывал все попытки. Может, это месть за неудачное сводничество?

Болезнь и слабость остались позади, и Николас все острее ощущал, как давно он не обнимал Эмери, не прикасался к ней, не целовал. Всякий раз, когда он пытался, она обезоруживающе пугливо ускользала, становясь при этом еще желаннее.

Всю предыдущую ночь он провел без сна, без конца ворочаясь в постели. Его буквально изводило, что она лежит на тюфяке рядом, всего в нескольких футах. А сегодня утром при виде легкого покачивания ее бедер, когда она торопливо убегала из комнаты вслед за Гаем, он со стоном рухнул на подушки.

Эмери тут же обернулась и с беспокойством посмотрела на него. Хотя изначально это не задумывалось уловкой, Николас решил воспользоваться моментом и замер на месте. Эмери наклонилась над ним, ее грудь, стянутая мужской одеждой, соблазнительно приблизилась. У Николаса перехватило дыхание, и он закрыл глаза, наслаждаясь ее ароматом. Нежные пальцы коснулись его виска. К такому обращению можно бы и привыкнуть.

— Ты чувствуешь жар? — В ее голосе прозвучали тревожные нотки.

— Чувствую, — честно ответил Николас. И, не теряя ни секунды, лег сверху, прижимая нежное, податливое тело к постели. Как же давно он этого хотел! Слишком давно.

— Милорд!

— Николас, — прошептал он. Их лица разделяли какие-то дюймы.

— Николас, — эхом отозвалась Эмери и очаровательно вспыхнула.

Ее синие глаза распахнулись. Какие густые ресницы! Как он вообще мог думать, что она юноша? Замаскированный облик вызывал острейшее желание сорвать с нее мужскую одежду и обнажить женскую плоть. Николас сорвал с нее шапку, и волосы рассыпались по плечам, как тончайший шелк.

— Ты не болен, — произнесла Эмери с оттенком горечи.

— У меня все болит, — совершенно искренне ответил Николас. Потом опустил голову и прошелся губами по ее щеке. Здесь. Там. И еще здесь. Услышав, как она тихо выдохнула, прижался губами к ее шейке, чувствуя, как бьется под кожей пульс.

— Николас, — предупреждающе произнесла она.

Он отстранился, но она смотрела мимо него.

— Всего один поцелуй, — сказал он.

— Я не могу. И ты знаешь, в чем причина.

— Да, но я, возможно, не задержусь в этом мире, — заявил Николас. — Разве умирающему можно отказывать в такой просьбе?

— Не смей так говорить! — Эмери вскинула руку, прерывая его слова.

Но не успела продолжить, как он перехватил ее руку и поймал губами палец. Ее взгляд метнулся к нему, и момент игры сменился совсем иным. Их поглотила яростная, давно сдерживаемая сладострастная жажда.

Николас припал к ее губам, приоткрытым, жаждущим страсти. Эмери ответила ему горячим поцелуем. Он ощутил, как ее пальцы погрузились в его волосы и потянули к себе. Вскоре оба уже метались среди смятых простыней, отчаянно стараясь утолить вспыхнувшую страсть.

Николас прижался к ее животу своим восставшим естеством, услышал почти беззвучный вскрик Эмери, умоляющей продолжать, у него перехватило дыхание. Хотелось стянуть шаровары, войти в нее, дать желаемое удовлетворение обоим. При одной этой мысли его сердце забилось как сумасшедшее, а кровь понеслась по жилам ревущим потоком.

Они оба хотели не этого.

Эмери ясно обнаружила свои желания. А он в жару страсти забыл о своем тщательно продуманном плане медленно и уверенно освобождать ее от одежды. Не хотел, чтобы все произошло второпях, при распахнутой настежь двери, в каком-то странном поместье.

Николас поднял голову, вздохнул и отстранился, лишая себя самого желанного искушения. Затуманенные глаза Эмери постепенно прояснились и посмотрели на него без малейшей тревоги. Разве что с небольшим сожалением, но Николас надеялся скоро это исправить.

Он сел на постели и помог Эмери подняться. Вовремя, поскольку через мгновение в дверях появился Гай и, нахмурившись, посмотрел на них:

— Вы идете или будете прохлаждаться здесь целый день?

Эмери радовалась воссоединению со своими верными спутниками, пока не осознала, что отношения изменились. Николаса больше не сдерживали сомнения. Он постоянно оказывался слишком близко и пытался к ней прикоснуться. С каждым днем его глаза все сильнее полыхали огнем, будто выздоровление придавало сил внутреннему жару. Каждую ночь она со страхом и надеждой ждала, что он придет к ней.

Ее собственное желание тоже росло, вскоре она уже жаждала Николаса, как воды и пищи. Однако больше не могла себе доверять, и небезосновательно. Всякий раз, вспоминая о том утре, Эмери винила во всем себя. Как она могла беспрепятственно уступить, даже не подумав о последствиях?