Михаил Нуайме (1889–1988) – выдающийся ливанский писатель, классик современной арабской литературы. Великолепный прозаик и публицист, Нуайме всю жизнь оставался верен России, подарившей ему не только блестящее образование, но и первые литературные опыты.В «Последнем дне» Михаил Нуайме, верный ученик Ф.М. Достоевского, выводит фантастическую и в то же время реалистическую картину жизни «маленького человека» – профессора Мусы ал-Аскари. На протяжении двадцати четырех часов специалист по исламской мистике проходит через испытание болезнью, смертью, неверностью и самим временем, чтобы понять: потустороннее не стоит изучать. По его следам следует слепо идти…
Современная русская и зарубежная проза18+Михаил Иосифович Нуайме
Последний день
© Перевод, вступительная статья, Ф.О. Нофал, 2017
© Фонд Ибн Сины, 2023
© ООО «Садра», 2023
Lux in tenebris[1]: бесконечный «Последний день» Михаила Нуайме
Редко нашему соотечественнику, являющемуся, к тому же, историком литературы, выпадает честь представлять широкому читателю зарубежный роман, автор которого неоднократно признавался или, тем более, до сих пор неизменно признается в любви к русской культуре, к ее художникам и ценителям. Еще реже ему удается отыскать за границами мира, известного нам как «постсоветское пространство» (или под крайне грубой аббревиатурой «СНГ»), литератора, отдающего свои творения на суд «литературы-матери» и других ее сынов, родство с которыми он не только чувствует, но и с гордостью манифестирует. В этом смысле, автору нижеследующих строк невероятно повезло иметь честь познакомить дорогого читателя с патриархом современной арабской новеллистки, легендарным ливанским мыслителем, писателем и переводчиком Михаилом Нуайме (1889–1988). В других же смыслах ему повезло несколько меньше, ибо на его долю выпала невероятно сложная, но, вместе с тем, приятная обязанность: попытаться на нескольких страницах достаточно широкими штрихами набросать портрет того, кто лишь немногое успел о себе рассказать на тысяче страниц трехтомной автобиографии.
Начнем, как водится,
О своем «детском высокогорье»[4] Михаил Нуайме замечательно писал сам. Уже в семьдесят лет, вернувшись на родину, он принимается за первый том своей автобиографической трилогии, в самом начале которой выводит следующую «карту» своего, на первый взгляд, далекого детства:
К востоку от Бейрута на отдалении пятидесяти километров и на высоте двух тысяч семисот километров и поныне подпирает небо гордая гора Синнин, быть может, самая знаменитая из ливанских гор. Эта вершина, шесть месяцев в году не прощающаяся со снегом, составляет с близлежащими холмами и горами нечто, напоминающее большое жерло вулкана или же огромный вопросительный знак, начинающийся у Шахруба и кончающийся у Собачьей речки. Часть этого знака многие называют «ущельем черепов»; это ущелье находится недалеко от Баскинты и ее «бейрутской» трассы… Там, под сосновыми лесами, на склонах Синнина скрыта от пытливых глаз красавица-Баскинта и ее кое-как рассыпанные дома и канавы, некогда прорытые могучими селями[5].
То, что Михаил долгие годы детства считал «краем земли», никогда не простится с его литературным