В романах Гарри Гаррисона эмоциям места особо не было – именно поэтому Пух их так и любил. Там мужчины с грубоватой ленцой отвечали на призывные телодвижения галактических красавиц; даже амазонки из цикла «Неукротимая планета» выполняли прикладные функции подсвечивания достоинств главного героя. Если бы не русская литература, по которой у Аркаши всегда (из принципа) была пятерка, то у него не было бы даже опорных точек для осознания своего состояния: «земля ушла из-под ног»? «Весь остальной мир перестал существовать»? «Счастье захлестнуло, как океанская волна»?.. Он не понимал, обрывки ли это цитат, или фейерверк его собственного воображения, или и то, и другое одновременно. Ясно было одно: прежней жизнь уже не будет. Стоило, абсолютно точно стоило вытерпеть весь кошмар последних недель ради этого!
Аллочка повлекла его, ошарашенного, дальше по плохо освещенной улице. Где конкретно они находились, Пух не знал и знать не хотел – места для таких незначительных подробностей в нем не осталось.
Зато вернулся дар речи.
– Алла, давай я тебя домой провожу, темно совсем, – веско сказал Пух взрослым голосом. – Район у нас сама знаешь какой.
Вместо ответа спутница стиснула его ладонь (Пуха снова завертело в космической карусели) и повлекла сквозь какие-то кушеря к, кажется, темной беседке.
ЦГБ, сообразил Аркаша. Центральная городская больница занимала целый квартал в самом центре и, помимо медицинских строений, включала в себя мини-парк и несколько сквериков – в одном из которых, как знали все ученики близлежащей 43-й школы, санитары иногда выгуливали психов из соответствующего отделения. Всё это, конечно, было огорожено кирпичным забором в человеческий рост, но когда и кого, спрашивается, в Ростове останавливали заборы?
Про скверики в ЦГБ было известно и другое: именно туда после наступления темноты старшие пацаны водили телок для игр в бутылочку и в карты на раздевание; так, по крайней мере, утверждал школьный конвейер слухов. Ни в какие бутылочки Пух сроду не играл, а в карты умел только в подкидного дурака (причем папа эту игру презирал, мама не понимала, а вот бабушка всё понимала – и неумолимо оставляла надувшегося Аркашу в дураках).
Неясно было, что́ у Аллочки на уме, – но Пух понял, что готов вообще ко всему.
Кроме того, что произошло через три минуты.
Они остановились в нескольких шагах от темной беседки – точнее, остановилась Аллочка, а Пух по инерции прошел еще полшага и, стараясь не разжать ладонь, неловко вернулся на исходную позицию и вопросительно посмотрел на спутницу сверху вниз. (По правде говоря, он был выше Аллочки сантиметра на полтора, но всё равно же это считалось «сверху вниз»!)
Та приоткрыла губы.
Пух почувствовал едва различимый аромат жвачки «Juicy Fruit» – удивительно, что только сейчас.
Аллочка взяла его вторую руку и вдруг резко прижала к месту, где под джинсовой курткой должна была, по идее, находиться ее грудь.
Аркаша замер и выпучил глаза – происходило что-то странное и никак не укладывающееся в его представления о первых свиданиях. И даже, честно говоря, о десятых свиданиях.
– Помогите! – вдруг взвизгнула Аллочка, отдергиваясь. – Насилуют! Кто-нибудь!..
Звучало это неестественно, как в театре.
Моментально, словно по сигналу, в темной беседке образовались две тени.
Уже всё понявший Пух неловко отступил, споткнулся и упал в лужу.
– А ну лежать! – сказал вышедший из беседки рыцарь Алёша, театрально поддергивавший повыше рукава кожана.
Встать Аркаша и не пытался. Его ветровка пропитывалась коричневой ЦГБ-шной жижей.
– Маньяка поймали, гхы-гхы, – пошутил незнакомый, похожий на бультерьера пацан, державший на плече бейсбольную биту. Этот спортивный снаряд пользовался оглушительной популярностью в магазине «Real» на улице Энгельса, хотя правил бейсбола в Ростове-на-Дону не знала ни одна живая душа.
– Отпиздим и в мусарню сдадим, – объяснил непонятно кому Алёша.
– Хватит моросить уже, – вдруг взвизгнула Аллочка. – Гаси его да и всё, че ты как баба!
Она вдруг, словно о чем-то вспомнив, отошла на пару шагов в сторону.
Чтобы моя кровь не запачкала «мавины», отстраненно подумал Пух.
Бультерьер отпихнул нерешительного рыцаря и занес над лежащим биту.
До того, как провалиться в розовую вату, Аркаша успел услышать свой звериный крик.
90
Азаркин вышел во двор скромного по чалтырьским меркам особняка и защелкал зажигалкой. Отсыревшая сигарета никак не хотела поджигаться, а когда все-таки занялась, майор сделал затяжку, закашлялся и тяжело, криво сплюнул.
– Блять, – просипел он, отшвыривая в темноту огонек. – Бросать надо это дело.
Обещания, которые дают себе курильщики, стоят даже меньше обещаний наркоманов.
В эти ебеня майор, получается, приперся зря – Фармацевт, с которым было забито перетереть по делам, отскочил со своими нукерами в область по какой-то срочной надобности.
С одной стороны, Азаркина бесила такая необязательность (и в сто раз сильнее бесил сам Фармацевт). С другой – своей цели он, в общем-то, добился: старший Шаман, живой и относительно здоровый, сидел в подвале и никуда деваться не собирался; майор сам проверил.