Последний день матриархата (с иллюстрациями)

О том, что со мной произошло, мама, конечно, ничего не узнала. Мы с папой старались не беспокоить маму мелкими житейскими хлопотами. Школьные брюки я отнес в срочную химчистку, а папа постирал куртку.

Вечером мы с папой наблюдали за тем, как медленно движется к маминому рту ложка. Дошла благополучно – можно перевести дух и самим подкрепиться.

– Как дела дома? – не отрывая глаз от газеты, поинтересовалась мама.

– Отлично, – бодро и четко отрапортовал папа.

Еще одна ложка с супом завершила свое путешествие.

– А в школе? – задала новый вопрос мама.

– Превосходно, – я ни секунды не промедлил с ответом.

– Кир, что с тобой? – мама отложила газету и взглянула на меня.

Папа вскочил и засуетился возле мамы.

– Мамочка, пожалуйста, не принимай близко к сердцу.

– Ты постригся, – наконец догадалась мама.

– Да, – на всякий случай я изобразил на своем лице раскаяние, прекрасно зная, что повинную голову меч не сечет.

– Мамочка, не волнуйся, – утешал папа маму, – они быстро отрастут.

– Я совсем не волнуюсь, – спокойно сказала мама. – Наоборот, мне нравится твоя прическа, Кир.

Мне тоже нравится, – вставил я.

– У тебя стал мужественный вид, – похвалила меня мама. – Да, а как простуда?

– Проходит, – небрежно бросил я.

– Ты хочешь сказать, – просиял папа, – что кудри ему не шли?

– Я хочу сказать, – растолковала мама, – что кудри хороши пятилетнему малышу, первоклашке, а мальчику, почти юноше – в самый раз короткая стрижка.

Но папу такие объяснения не устраивали. Он пыхтел, обиженный.

Я подумал, снова не пронесло. Кстати, в последнее время это случается довольно часто.

Я тихонько вышел из кухни, чтобы не мешать родителям выяснять отношения.

Всеобщее посмешище

Утром я посмотрел на свой нос и остался доволен. Нос сохранил статус-кво, то есть не уменьшился, к сожалению, и не увеличился, к счастью. А короткая стрижка сегодня мне шла еще больше, чем вчера.

В хорошем расположении духа я потопал в школу. Чудак, если бы я знал, что меня ждет, я бы уехал, куда очки глядят, или еще дальше.

На первом же уроке я стал замечать неладное. То и дело кто-нибудь из моих одноклассников оборачивался и бросал на меня выразительные взгляды. Честно скажу, что поначалу мне это любопытство было приятно. Ведь я никогда, к сожалению, не был популярной личностью, не купался в лучах славы. Я быстро понял, почему стал пользоваться всеобщим вниманием. Я изменил внешность, и, по существу, в классе появился новый человек, и всем захотелось с ним познакомиться.

Но вскоре назойливое любопытство одноклассников стало меня раздражать, а к концу урока и тревожить. Дело в том, что взгляды, которые бросали на меня ребята, были весьма странные. Если оборачивался мальчишка, он строил рожу. А если девчонка, то зажимала рот, чтобы не прыснуть со смеху.

На переменке все стало ясно. Мою новую прическу никто и не заметил. Меня окружили девчонки и с деланным сочувствием стали ощупывать, словно врачи безнадежно больного.

– Косточки вроде целы.

– Глазоньки еще видят.

– А головка варит или нет?

Я рассвирипел и отпихнул их.

– Что вы пристали к человеку?!

Девчонки отпрянули, а потом снова взяли меня в кольцо.

– Смотрите, – ехидно протянула Лялька, – он дерется, как лев.

Девчонки дружно засмеялись, а Света пожалела меня:

– Бедный носик – ему больше всего досталось.

Я в испуге схватился за свой нос. Что за ерунда – столько дней подряд изгаляться над моим носом.

– Ха-ха! – передразнил я девчонок. – Так смешно, что плакать хочется.

– Как тут не заплакать, – с постным лицом промолвила Алла, – если девчонка, в которую ты безумно влюблен, расквасила тебе нос.

Я похолодел. Девчонки так и покатились со смеху и быстро разбежались. Так вот оно что! Девчонки узнали, что Наташа разбила мне нос. Но кто им сказал? Наташа? Нет, никогда не поверю.

Ее братец – больше некому. Да, он единственный человек, который знал тайну разбитого носа. Но каким образом братец мог рассказать девчонкам?

Так я стал всеобщим посмешищем. То есть буквально все надо мной смеялись. Мальчишки показывали на меня пальцами и хохотали. Девчонки шушукались и хихикали.

А мне хотелось одного – удрать из школы, сломя голову, не разбирая дороги. Но я удержался, хотя мне было очень плохо.

Раньше каждую переменку Наташа исчезала от меня, а я носился за ней как угорелый по школе, рыскал во дворе. Теперь все было наоборот. Едва звенел звонок, я срывался с места и удирал. Мне не хотелось видеть никого из одноклассников, а больше всего Наташу.

Я преодолел не одну сотню метров, я опускался и взлетал по лестницам. Попутно я узнал, какая большая наша школа. Если сложить все коридоры вместе, получится половина экватора.

Теперь мне надо было придумать, как улизнуть от Наташи после уроков. А что она увяжется за мной, я ни капельки не сомневался.

Я промучился весь урок в поисках выхода. Минут за пять до конца урока меня осенило. Вы смеетесь надо мной, какой я побитый. Так я из этого извлеку для себя выгоду.

Последний урок была история, а историчкой у нас была директор.

– Елизавета Петровна, – я поднял руку. – Я плохо себя чувствую, наверное, заболел. Отпустите меня домой.