Последний день матриархата (с иллюстрациями)

– Она нигде больше не бродит, – с гордостью за дочь сказала мама. – Наташа сразу после школы идет домой.

На площади ни Сани, ни Наташи не было видно. Мы прождали их минут пятнадцать, а потом направились к замку. Неподалеку от развалин у подруги детства жили мама с Наташей.

От замка уцелело совсем немного – одна башня да полуразрушенная стена. Но у кого было воображение, мог себе дофантазировать, как все происходило в те времена, когда замок возвышался над городком. Как преодолевали глубокий ров воины в железных латах и шлемах, как с высоких стен защитники замка сбрасывали на непрошеных гостей смолу и камни, как в редкие мирные дни бурлили тут пиры и как далеко было видно окрест – и поля, и речку, и леса.

На развалинах было полно мальчишек и девчонок. Но ни Сани, ни Наташи мы не увидели.

– Они уже дома, – уверила меня мама. – Пойдемте скорей.

На двери деревянного домика висел замок.

– Странно, – мама пошарила под дверью, нашла ключ и отперла дверь. – Наташа давно должна быть дома.

Я прошел в комнату. Первое, что бросилось мне в глаза, была кукла. Она сидела в нарядном платье на диване с поднятыми руками, словно приветствовала гостей.

– Чья это кукла? – удивился я.

– Наташина, – спокойно ответила мама.

– И что, Наташа с ней играет? – хмыкнул я.

– Конечно, ведь она еще ребенок, – Наташина мама расставляла на столе тарелки.

И вправду, ничего нет смешного. Наташин отец запрещал дочери играть в куклы, а природа и мама взяли свое.

– И сейчас себя ведет, как ребенок, – рассердилась Наташина мама. – Должна быть давно дома, пора обедать, и вы, Кирилл, уже проголодались.

Наташина мама схожа с моим папой еще в одном пунктике. Первым делом она спрашивает: «Есть хотите?», а если ты отвечаешь, что нет, она все равно не успокоится, пока не накормит.

Вдруг мама вскрикнул. Я оторвался от куклы и увидел, как Наташина мама медленно оседает на пол. Я кинулся к ней, подхватил маму и усадил на стул. В руке мама держала листок бумаги. Я понял, что этот листок и был причиной того, что она едва не упала.

Мама перечитала записку и поспешно бросила ее на стол, словно бумага пылала и жгла ей руки.

– Он оказался сильнее, – прошептала мама. – Снова победил он. Теперь уже окончательно и бесповоротно.

Она протянула мне листок, вырванный из школьной тетради.

– Вы опоздали, Кирилл. Читайте.

Я развернул листок, на котором торопливой рукой было выведено:

«Дорогая мама!

Прости меня, но я должна ехать к папе. Мы с тобой договаривались, что через пять дней я получаю право выбора. И я выбрала – еду к папе. Я знаю, что ему без меня плохо.

Спасибо тебе за пять чудесных дней!

Твоя дочь Наташа.»

Саня поработал. Наплел с три короба Наташе, как мучается и страдает ее отец, разжалобил девочку, вот она и уехала. А про Наташину мать Саня и не подумал.

Но ничего, мысленно пообещал я своему другу, сегодня вечером я с тобой поговорю по-мужски.

А может, Саня оглушил Наташу и запихнул ее в рюкзак. Научился от Наташиного отца. В первобытном обществе вот так девушек и умыкали.

– Я действительно уговорила Наташу побыть со мной неделю, хоть пяток дней, – объяснила Наташина мама. – Но я думала, я была уверена, что она останется со мной, останется навсегда.

– Она к вам вернется, – сказал я.

– Вы так думаете, Кирилл? – встрепенулась мама. – Но почему?

– По письму видно, – убежденно произнес я.

Мама жадно накинулась на письмо и вновь пробежала его глазами.

– Здесь об этом ни слова.

– А между слов? То есть между строк?

– Пожалуй, вы правы, – лицо Наташиной мамы вновь осветилось надеждой. – Не будем отчаиваться, Кирилл. С нами поэзия, вся мировая литература.

Как я ни отнекивался, Наташина мама накормила меня до отвала, а сама даже не притронулась к еде.

А потом проводила меня на автостанцию. По дороге стала рассказывать о маленьком старинном городке, который она обожала.

– Я убеждена, каждый, кто побывал в нашем городке, обязательно захочет сюда приехать снова.

Описав прощальный круг, автобус катил по улице, а я все махал рукой – на площади замерла одинокая фигура Наташиной мамы.

Диссертация или я

Еще на лестнице я услышал знакомый голос. Папа! Папа вернулся!

Я открыл дверь и пулей влетел в комнату.

– Папа!

Слегка развалившись, папа сидел на своем привычном месте – в кресле, но не дома, а на голубом экране.

– …Проблема сложнее, – вещал папа, – женщина изменилась, женщина хочет играть другую роль, не ту, что ей предназначила природа, а мужчина к этому не готов, он мыслит по старинке.

Не раздеваясь, я сел на стул. Мама сидела на диване, укутавшись в плед.

Она бросила на меня настороженный взгляд, но не проронила ни слова. Наверное, не хотела мешать папе, который отводил душу на экране.

– Но, с другой стороны, женщина, избавившаяся от домашних хлопот и забот о семье, теряет нечто… драгоценное, женственное, чему поклонялись мужчины веками, что они воспевали в поэзии, музыке…