Последний день рождения (СИ)

- Папа, что ты говоришь! - всплеснула руками Настя. - Уж ты был у нас таким оптимистом!

- Был, - коротко ответил Александр.

***

Наступила неловкая пауза.

- А его понимаю, - внезапно сказала тётя Аделаида. - Помните, у Лермонтова:

С тех пор как вечный судия

Мне дал всеведенье пророка,

В очах людей читаю я

Страницы злобы и порока.

Провозглашать я стал любви

И правды чистые ученья:

В меня все ближние мои

Бросали бешено каменья.

Посыпал пеплом я главу,

Из городов бежал я нищий,

И вот в пустыне я живу,

Как птицы, даром божьей пищи;

Завет предвечного храня,

Мне тварь покорна там земная;

И звезды слушают меня,

Лучами радостно играя...

- Я никогда не отчаиваюсь, отчаяние - большой грех, - говорила далее тётушка, очень довольная, что всё внимание обращено на неё. - Наш батюшка в церкви любит повторять заповедь святого Бенедикта: "Никогда не отчаивайтесь в милосердии Божием". Когда мне плохо, я вспоминаю эти слова, и мне становится легче.

- У нас Антон крещённый, - сказала Ольга, - а нас папа не крестил. Я крестилась только недавно, вот крестик, - показала она.

- Я тоже не крещённый, - сообщил Гоша, - наша семья была не в ладах с Господом. Как-то я спросил отца, верит ли он в Бога. Отец помолчал немного и ответил: "Верю ли я в Бога? Нет. Я сам могу создать его, я знаю, как это делается. Для этого не требуется большого умения - надо лишь понимать людей, их надежды, страхи и желания". Его ответ показался мне тогда игрой ума, желанием блеснуть остроумием, но сейчас это стало горькой истиной. Кто бы мог подумать, что идеология старого, несправедливого и жестокого мира снова вернётся к нам, и люди добровольно пойдут в рабство ко всем этим жрецам религии, которые, будто ожившие мертвецы, выйдут из своих мрачных подземелий.

- Пойдут в рабство, - повторил всё время молчавший до этого Борис.

- Что? - переспросила Ольга.

- Нет, ничего, - ответил он, глядя в свою тарелку.

- Но согласитесь, в религии есть много поучительного, в ней есть особая мудрость, - с чувством проговорила Ольга. - Недавно я прочла по совету своего духовника "Повесть о Петре и Февронии Муромских". Я чуть не расплакалась - какая сильная вещь! И что за удивительная женщина, ума необыкновенного: скажем, на корабле её начал домогаться один из бояр, а она уже была замужем, и боярин тоже был женатый, - так она велела ему испить воды с левого борта корабля, потом с правого, а когда он испил, спросила, какая вода слаще. Вода как вода, ответил он ей, и с той стороны и с этой. И женское естество одинаково, сказала, Феврония, почему же, забывая свою жену, ты думаешь о чужой?.. Как вам это? Удивительная женщина, ведь правда же?

- Вот на такой чепухе и держится церковь! - неожиданно вспылил Гоша.

- Что?! Да что вы такое говорите?! - Ольга поперхнулась соком, который пила. - Вы не так сильно налегали бы на спиртное, молодой человек, а то уже не соображаете, что несёте.

- Это да, это конечно, - закивала тётя Аделаида. - Меру надо знать, а так что же это будет...

- Гоша, нельзя оскорблять чувства верующих, - строго сказала ему Настя. - Сколько раз я тебе говорила.

- А почему они могут безнаказанно оскорблять мои чувства? - запальчиво ответил Гоша. - Почему со всех сторон мне внушают, что церковь - это хорошо, и всё что связано с ней - свято? А я вижу, что это ложь, что история церкви полна самых гнусных преступлений, что число праведников в ней измеряется единицами, а число негодяев - миллионами, что так называемое священное писание отнюдь не священно, а представляет собой собрание нелепых, отживших представлений, наравне с фантастическими рассказами, которые не могут вызвать ничего кроме снисходительной улыбки, а в худшем случае, - мерзких баек и таких связанных с ними предписаний, от которых каждый порядочный человек должен чувствовать отвращение и ужас. Почему же я должен относиться ко всему этому с уважением, почему мне нельзя слова сказать против этого кошмара, который всё более овладевает нашим существованием? По-моему, любой неравнодушный человек, видящий, к чему ведёт распространение этой болезни, обязан бороться с ней... А вы как считаете, Александр Алексеевич? - спросил он, не давая сказать рвавшейся в бой, пунцовой от гнева Ольге.

- Я? - встрепенулся погружённый в свои мысли Александр. - Вы о религии?.. Не беспокойтесь, Гоша, это последний рецидив, потом религия будет окончательно изжита.

- Вы так думаете? - оживился Гоша. - Почему?

- Религия тысячелетиями была нужна человечеству, она нужна и в настоящем, но будущего у неё нет. Или человечество избавится от этой болезни навсегда, или эта болезнь сожрёт его, как раковая опухоль, и отомрёт вместе с ним. Третьего не дано, - сказал Александр.

- Да, папа, настроение у тебя сегодня не праздничное, - Настя тревожно посмотрела на него. - Ты не болеешь?

- Я здоров. Впрочем, в моём возрасте болезни вызывают не страх, а любопытство: интересно, от какой умрешь? Вот эта протекает лучше, зато в этой - смерть легче, - ответил Александр, нехорошо усмехаясь.