Последний день Славена. Том 2

– И хорошо, что со своей дружиной… А мы своей малой Воробьиный чих, конечно, не захватим, но ворота захватить сумеем. И напугаем варягов. И так напугаем, чтобы они гонца успели к Астарате послать. Астарата не глуп, и тоже понимает, что по частям вверенное ему войско разбить легче. Поспешит с помощью. Или пусть там, в Воробьином чихе, сигнальный костер на вышке запалят. Пусть дружина Астараты в поле побыстрее выходит… К нашей большой дружине. Под Воробьиный чих подступим с малой. «Изъездом». Только для испугу. Запалим хотя бы ворота, и отступим в сторону Заломовой. Сбежим с поля боя. Там, как я помню, кругом лес. Есть, куда убежать. Якобы, не знали, что в крепостице большая рать. Они выйдут за нами. Не сразу, но выйдут. Посчитают, что после нам должна рать посильнее подступить, и не побоятся в сечу пойти. Варяги народ суровый, и до драки жадный. И Астарата к ним присоединится, чтоб нам пути бегства отрезать. А мы их сами отрежем и от Воробьиного чиха, и от Заломовой. А там уж, как Перун решит…

– Высоко летаешь… – усмехнулся, как кашлянул, Буривой. Но тут же, видимо, сообразил, что сын придумал хороший способ заставить старого князя варягов выйти в чистое поле и принять сражение. – Но дельно… Однако здесь всё продумать след, чтоб не ошибиться. И с чего начать думаешь?

– Со сбора всех сил… – сказал Вадимир. – Надо знать, что мы имеем. С тайного сбора. Послать гонцов, и чтоб все дружины собрать сюда ночными дорогами. Встречных сирнан захватывать, и в верёвки. Не то доложат Астарате. А утром сразу и выступим.

– Пусть так… – согласился князь, и сделал знак рукой. Его знаки все знали хорошо. И тут же сотники, которые и своё дело тоже знали, побежали рассылать гонцов.

Военег смотрел на Бровку победителем. Всё-таки, Вадимир – его воспитанник, и научен думать его мыслями, а – слава Перуну! – не мыслями Бровки…

* * *

Велибора сама не заметила, как крепко заснула. Только спиной к стене прислонилась, как усталые веки сами собой и закрылись. Думала, что это только на мгновение, думала, просто мигнула, а, оказалось, что надолго впала в сон. И проснулась только оттого, что кто-то положил ей руку на плечо. Ещё не проснувшись и глаза не открыв, она уже всё вспомнила, и сначала плечом передёрнула, руку дерзкого сбрасывая, и только потом глаза открыла. Оказалось, рядом стоит муж Вадимир.

– Пойдём, батюшка кличет.

Велибора привычно губы поджала, показывая своё недовольство. Так она обычно Вадимира наказывала. Но сейчас выражение её лица на мужа впечатления не произвело. Он даже не помог ей со скамьи подняться. Просто повернулся, и прошёл за распахнутую дверь в княжескую горницу. И Велибора вынуждена была заспешить за ним, словно боялась, что дверь перед её носом сама собой захлопнется. Даже за порогом чуть мужа не оттолкнула, и вынужденно сделала вид, что просто опирается на него.

Князь Буривой сидел все за тем же столом на скамье, застланной мехами, и локтями опирался в столешницу, вздыбливая пальцами длинные и густущие, толстые, как лесные хмельные вьюны волосы на голове. Выглядел он намного мягче в сравнении с тем моментом, когда Велибора вошла в горницу без спроса. Но глаза, что князь поднял на княжну, были усталыми и измученными. От этого вида Велиборе стало легче, пропали опасения, что напрасно она пожаловала в Карелу, и руки заученным движением поднялись, готовые приветствовать тестя, как и полагается уважительной снохе, согласно славянскому обычаю.

– Здрав ли ты, батюшка? – меж тем глупо спросила она, потому что забыла спросонья все загодя заготовленные гладкие и подходящие моменту фразы.

Буривой только усмехнулся.

– Сама, чать, видишь… Здоровее всех здоровых… Если ведмедя с собой привезла, пусть сюда тащат, позабавимся. Иди-ка ко мне, поцелую…

Она шагнула вперёд, услужливо подставляя лоб, и Буривой поцеловал её тихо, совсем без звука. Не будь губы князя такими горящими, Велибора даже не поняла бы, что он поцеловал по настоящему, а не просто пальцами лба коснулся.

– Жалуется сын на тебя, – сразу высказал князь упрёк. – Пошто не слушаешься мужа? Пошто в такую даль-дорогу отправилась супротив его воли?

– Тебя повидать, батюшка, хотела. Помочь думала, чем смогу.

– Проститься приехала, – прямо перевёл скрытый смысл Буривой. Он все прекрасно понимал, хотя и не задумывался о том, что княжить после него может кто-то, кроме Гостомысла.

Она покраснела, и не захотела откровенно признать своих чаяний. Но Буривой их чувствовал, достаточно хорошо понимая жену сына. Но упреков никаких высказывать он не привык. Каков есть человек, таков он и есть, и исправить его словами внушения, скорее всего, невозможно, потому что характер меняется только при ломающих его обстоятельствах. При очень жестких обстоятельствах. А после простых слов будет видимый обман и лицедейство, и никакой искренности. Уж где-где, а в княжеском доме, где не скоморохи живут, а правители, такого допускать никак невозможно. Там все должно держаться на честном отношении друг к другу.