Постсоветская Россия оказалась оттеснена на периферию мировой политики. Вместо участия в строительстве «общего европейского дома», о котором мечтал Горбачев, России пришлось наблюдать, как этот «дом» расширяется и достраивается без нее. Не удалось приблизить создание безъядерного мира, контуры которого Горбачев обсуждал с Рональдом Рейганом на саммите в Рейкьявике. Не получилось переключить «дивиденды мира» — колоссальные ресурсы, высвободившиеся после окончания «холодной войны» от прекращения гонки вооружений, — на решение глобальных мировых проблем, ликвидацию голода и нищеты, экономической отсталости, загрязнения окружающей среды, борьбу с эпидемиями.
Не только зона традиционного присутствия и влияния России, но и сама территория бывшего СССР стала объектом борьбы за передел «советского наследства». В этой ситуации итог внешнеполитической революции, осуществленной Горбачевым, воспринимается внутри нынешней России в лучшем случае как наивность, в худшем — как предательство национальных интересов.
Но если СССР проиграл мир после «холодной войны», то Запад проиграл свою победу. Потому что, не поняв ее реального смысла, поторопился присвоить себе лавры победителя не в цивилизационном состязании, а в военном противостоянии.
Исчезновение Советского Союза было истолковано теми кругами на Западе, которые поверили в «конец истории» и возможность однополярного мира, как мандат на вседозволенность.
Провозгласив себя единоличными победителями, США и часть их союзников повели себя по отношению к остальному миру как к подмандатной территории. Однако представление западных политиков о том, что рано или поздно весь мир станет большим Западом, оказалось новой утопией, сменившей коммунистическую.
Большинство международных кризисов, разразившихся за эти годы, — начиная с югославской войны, военных операций США и НАТО в Афганистане, Ираке, Ливии, и кончая последними так и не нашедшими своего решения конфликтами в Сирии и на Украине, — стали во многом следствием того, что Россия и Запад не сумели найти совместный выход из «холодной войны» и закончили ее не союзниками, а соперниками.
В результате вместо единого гармоничного мира, к которому стремились Горбачев и его соратники, возник хаос «нового мирового беспорядка», где царят не новое политическое мышление и не сила права, а право сильного и насилие экстремистов. На смену прежней «холодной войне» пришла реальность локальных «горячих войн», актов террора, геноцида и даже угроза новой.
Гонка вооружений и торговля оружием побили рекорды «холодной войны». Число жертв региональных и межнациональных конфликтов, главным образом среди гражданского населения, сравнимо с количеством жертв тотальной мировой войны. Миграционные потоки миллионов людей, переполняют лагеря беженцев, провоцируя гуманитарные катастрофы.
Искусственную стабильность мира, основанного на ядерном страхе, сменила ситуация мировой «смуты» и хаос соперничества между ведущими мировыми игроками. В результате сложилась более опасная ситуация, чем та, в которой мир жил в прежнюю эпоху.
Причисленная к проигравшим Россия начала искать утешение в надежде на исторический реванш. Таким образом ее нынешнее руководство рассчитывает вернуть то «право вето» в управлении мировыми делами, которым обладал Советский Союз, хотя, конечно, у нынешней России нет тех козырей и геополитических аргументов (помимо ядерного оружия), которыми обладала прежняя сверхдержава.
Сегодня место СССР в глобальном противостоянии с Западом готовится занять Китай. Однако, несмотря на тридцать лет, прошедшие после распада Советского Союза, вопрос о том, настало ли время окончательно перевернуть советскую страницу российской и мировой истории, остается открытым.
Кто возьмется сказать, представляют ли собой продолжающиеся межнациональные и внутренние конфликты в российском «ближнем зарубежье» — на Кавказе, в Средней Азии, Молдавии и Украине — еще не затихшие волны от землетрясения, вызванного распадом СССР, или предвещают возвращение империи, которая отказывается уходить в прошлое.
Объявив распад СССР «крупнейшей геополитической катастрофой ХХ века», Владимир Путин в свое время, во избежание кривотолков, уточнил: тот, кто не сожалеет об исчезновении СССР, «не имеет сердца», тот, кто надеется его восстановить, «не имеет головы». Вопрос о возможном воскресении СССР казался закрытым. Но не рано ли?