Последний день творения

Он забрел в небольшой чахлый парк, присел на берегу искусственного водоема и, глядя в пустые, купоросовые воды, пытался усмирить вышедшие из повиновения мысли и чувства. И вдруг в неестественной голубизне водоема увидел, наконец, долгожданное милое лицо.

Принцесса неслась на белом коне по просторному зеленому лугу. Легкие, будто взбитые сливки, облака бежали по небесной лазури. Прекрасные, пронизанные солнечным светом волосы юной девы бились на ветру о спину лошади, опьяненной, как и ее наездница, жизнерадостным галопом и ликованием напоенного росой утра. И так невыносимо защемило в груди у Человека, сидевшего на скамейке, что он невольно застонал…

Видение исчезло. Он с отчаянием и ненавистью огляделся по сторонам. Каменные многоглазые истуканы безучастно взирали на него со всех сторон, будто собираясь сомкнуться, раздавить этот клочок искусственного парка с купоросовым водоемом. Человек вскочил, бросился вон, сам не зная куда. Потому что укрыться все равно было негде.

Он бежал по улицам, расшвыривая прохожих, и сердце его бешено колотилось. Лица горожан, их одежда, волосы, глаза – все было бесцветным, серым, унылым. Серым был асфальт под ногами, стены и окна домов, отражавшие серое небо. На всем, что его окружало, и на нем самом лежал многовековой несмываемый прах. Люди, эти однажды заведенные чьей-то насмешливой волей механизмы, двигались и жили по инерции, и никак не могли остановиться, что бы спросить себя: А зачем? Человек в потертой куртке ощущал себя вывалившимся из единого механизма винтиком, путавшимся у всех под ногами, мешавшим этой хорошо отлаженной бессмыслице.

Он мчался по широкому проспекту в грохоте машин, подземок и переплетенных над его головой автострад. Он не находил себе места от тщетных поисков призрака, которого негде было искать. Потому что не было в его мире ни зеленых лугов, ни белоснежных коней, ни длинноволосых яснооких принцесс.

Он еще не знал, что один вполне заурядный медиум собирается дать сеанс гипноза. Но Город, вобравший в себя, как паук, все бразды правления, знал все, что происходило в нем, и ему ничего не стоило направить стопы избранной жертвы туда, где суждено было свершиться задуманному.

Люди, столпившиеся вокруг открытой арены, чувствовали непонятное, отдававшееся звоном в ушах напряжение. Иные тревожно поглядывали на небо. Небо тускло светилось сквозь дымную пелену, не предвещая ни грозы, ни дождя. И тем не менее воздух над ареной вибрировал, а беспокойство собравшихся росло.

Волновался на этот раз и сам медиум, для которого уличные сеансы гипноза давно превратились в обыденную, даже скучную рутину. По просьбе желающих он мог внушить какие-нибудь давно забытые ароматы, чувства, даже способности, которыми в обычной жизни не обладал подопытный. Он мог перенести его в другую обстановку, даже в другое время. Мог заставить поверить на краткий миг, что подопытный – гений или опасный преступник, и много чего еще. Горожане, отвыкшие жить эмоциями и чувствами, с радостью соглашались испытать их хотя бы под гипнозом – удовольствие, волнение, даже испуг или гнев, все, что угодно, только не это разъедающее душу безразличие.

– Кто следующий? – громким голосом выкрикнул медиум, немолодой сухощавый человек в сером, давно не глаженном костюме. Лицо у него было такое же измятое, как и его костюм. А взгляд сумеречный, тяжелый и навязчивый.

Никто, против обыкновения, не откликнулся на его призыв. Что уже само по себе было странно. Выждав немного, медиум повторил вопрос. Зрители снова ответили молчанием.

– Кто-нибудь желает..? – в третий раз уже безнадежно стихающим голосом спросил он.

– Я желаю! – донеслось откуда-то сзади.

Все невольно обернулись и увидели молодого еще мужчину с редкой вьющейся бородкой, одетого в потертую кожаную куртку, линялые джинсы и кепи, надвинутое на глаза.

Заложив руки в карманы и опустив голову, он направился к арене. Из-за пазухи у него торчала темно-красная роза, только что купленная у лоточницы.

– Счастлив приветствовать вас, – с театральной пафосностью встретил медиум объявившегося, наконец, подопытного. Его наметанный глаз не мог не заметить, что человек, поднявшийся на открытую арену, вряд ли вообще сознавал, где находится и что собирается делать, что он, в некотором роде, был не в себе.

Собравшиеся на площади затихли, но не в ожидании развлечения. Что-то непонятное, гнетущее и обездвиживающее сковало их, породив тревогу и смятение. Замерло все вокруг. Даже сам воздух над Городом.

– Итак, что бы вы хотели испытать, молодой человек? – громко, чтобы всем было слышно, поинтересовался медиум.

– Любовь, – мрачно, но очень отчетливо произнес тот.

– Любовь??? – очень удивился медиум. – Такого у меня еще никто не просил. Что ж, давайте попробуем.