– Мы можем идти дальше? – Наконец, спросил Рой, почему – то глядя не в глаза, а на ее покрасневшие подрагивающие пальцы.
Данель было страшно подниматься и снова шагать по шаткому мосту. Но и оставаться на месте, практически посреди пропасти, было тоже не слишком приятно. Она кивнула и попробовала встать. И тут же вскрикнула от резкой боли в лодыжке.
Рой склонился над ней:
– С тобой все в порядке? Где – то болит? Выглядишь бледной.
– Нога болит, как будто в ней гвоздь застрял! И, похоже, я сломала каблук. – Данель с самым несчастным видом продемонстрировала испорченную туфлю.
Рой покачал головой:
– С больной ногой ты не сможешь дойти до каньона. Сейчас мы вернемся, я отправлю Маусу мысленную просьбу забрать тебя. Будешь ждать его рядом с мостом.
– Но ведь это наша общая миссия! – Данель упрямо вскинула голову. – К тому же, я так мечтала услышать пение Ладисласа!
– Ты уж определись, что для тебя важнее – изобличить вампира или услышать его песню. – Буркнул Рой. – И попробуй встать для начала!
Ухватившись за перила, Данель приподнялась и тут же зажмурилась от боли. Ко понимающе хмыкнул:
– Говорю же, сегодня ты бесполезна. Уж извини, но с собой к вампирам я тебя не возьму. Да и развлекаться тоже. Мне с самого начала эта затея не понравилась!
Рой подал ей руку, помогая подняться, после чего потребовал:
– Обопрись на меня.
– Но разве будет разумно идти по мосту вместе?
– Если по – другому тебе никак не вернуться, то зачем спрашивать?
– Но что, если здесь найдется еще одна гнилая доска?
– Пошли и узнаем. – Рой переступил через дыру, зиявшую теперь в настиле веревочного моста, придерживая девушку за талию. Данель одной рукой обхватила его за шею, другой боязливо вцепилась в перила. Возвращение назад заняло несколько минут, и обошлось без происшествий.
Они сидели на больших камнях, глядя на мост, который частично скрылся в тумане, поднимавшемся со дна пропасти. Солнце опустилось за горными утесами, и стало ощутимо прохладнее. Данель пожалела, что не подумала захватить с собой накидку, подбитую мехом.
Девушка первой нарушила неловкое молчание:
– Спасибо, что спас меня. Неужели даже не спросишь, что я увидела?
Рой, отдирая колючки, прилипшие к подолу платья, безразлично пожал плечами:
– Зачем спрашивать, если ты, итак все расскажешь?
– Я же не виновата, что мы оба были без перчаток! – Гневно вспыхнула Данель, но тут же замолчала. – То есть… Я хочу сказать… Мне очень жаль. Не только потому, что я увидела твое прошлое. Просто твои воспоминания такие грустные. Это одиночество и пустота вокруг. Они мне знакомы.
– Что ж. – Лицо Роя – Рицеллы просветлело, – думаю, мне лучше выслушать тебя. Ты же знаешь, я собираю свои воспоминания. Может быть, ты смогла увидеть то, чего я не знаю? Внимательно тебя слушаю. Хотя, думаю, тебе стоит поторопиться с рассказом: когда солнце скроется за горизонтом, начнется концерт Ладисласа.
– Хорошо. – Данель прикрыла глаза, собираясь с мыслями. Ей хотелось как можно точнее пересказать Рою то, что она узнала.
…Ребенок стоял босой, посреди огромного поля, укрытого слоем из чуть подтаявшего, потемневшего от грязи, снега. Руки и ноги замерзли, потеряв чувствительность, горло саднило от кашля. Судя по одежде, не спасавшей от холода, – короткой рубахе, кофте и вытертым до дыр штанам – можно было судить, что мальчик из бедной семьи, или же вообще остался без попечения родителей.
Внезапно он услышал вдалеке колокольный перезвон. Сорвавшись с места, мальчик не хуже испуганного зайца преодолел поле, затем переполз через деревянный полуобвалившийся забор, и прибился к толпе желающих послушать утреннюю молитву.
В Храме Святой Рагдалены были невероятно высокие потолки с вставками цветной фрески под самым куполом, подобные небу. Здесь не было пробирающего до костей промозглого ветра, и, тем не менее, от холодного камня ступни теряли всякую чувствительность. Мальчишка озирался по сторонам, иногда задумчиво ковыряя в носу, но большей частью он «работал». Для некоторых селян утро должно было закончиться потерей денег.
Тут Рой почувствовал невероятно притягательный запах свежего хлеба. Корзина стояла у самого входа в Храм, в метрах пяти от прихожан. Очевидно, хлеб предназначался храмовым служкам.
Это было слишком большим искушением для голодного ребенка. Забыв о «работе», он незаметно подкрался к корзине и, схватив ее, со всех ног понесся к выходу из Храма. Возможно, у него получилось бы сбежать, если бы он не сбил с ног служительницу Храма. Булки рассыпались по мерзлой земле.
Женщина в черно – белой длинной рубахе до самых пят крепко схватила его за руку:
– Промышляешь воровством в нашем Храме? А ну – ка, выворачивай карманы. Если ты местный, знаешь, что расплата за воровство будет жестокой! В худшем случае – казнь, в лучшем – попадешь в вечное услужение к тому, у кого украл.
– Но я ничего не делал! – Попытался вырваться из ее хватки мальчик, и в этот момент из его кармана посыпались медные и серебряные монеты.
– Ах ты, воришка! Стащил наш хлеб, сбил нашу служительницу, а теперь еще и ограбил прихожан…