Последний долгожитель

— Полагаю, мои слова о врачебной этике для вас мало значат, — сказал я. — Но хочу обратить ваше внимание на следующее. Да, я считаю ваш режим в основе своей крайне отрицательным явлением, в борьбе с которым кровно заинтересован весь народ. Однако в истории бывают моменты, когда попытка свержения существующего строя может принести больше вреда, чем пользы. В частности, сейчас переворот имел бы гибельные последствия для внешней политики страны и нанес бы только ущерб движению, посягнувшему на режим. Я не фанатик, который настолько глух и слеп ко всему, что ради немедленного проведения в жизнь собственной идеи способен рискнуть на разгром движения. Дело, которому мы служим, лишь пострадает от провала внешней политики президента.

Очкастый идеолог слушал меня внимательно, а когда я кончил, заявил, что лично он мне доверяет, и предложил остальным последовать его примеру. Дикий Кабан ерзал и крутился, но возразить не посмел, остальные тоже промолчали. Между тем прибыл профессор Корнелиус. Ему сообщили, чего от него хотят. Он возмущенно запротестовал, сказав, что считает подобное требование не только недостойным наскоком на медицину, но и недопустимой несправедливостью по отношению к авторитету профессора Клебера и репутации возглавляемого им института, а посему он отказывается принимать участие в этом фарсе. Профессор выразил свое сожаление по поводу инцидента и заверил меня в своем глубоком уважении. Мы пожали друг другу руки под смущенное покашливание присутствующих. Я потребовал у членов совета для нормальной работы института оставить охрану только в том здании, где находилась палата президента, и удалился, разумеется, в сопровождении почетного эскорта.

Однако всего рассказанного было бы мало, чтобы заставить меня писать дневник. Прошлую ночь я почти не спал, но не потому, что волновался за судьбу диктатора — он был в надежных руках моих сотрудников. Больше всего надежд я возлагал на своего заместителя — доктора Маттиаса Фельсена, с которым работал долгие годы и которого считал не менее опытным, чем самого себя. Спать я не мог по другой причине: голова раскалывалась от одной мысли, которая не давала мне покоя. Чтобы понять ее, надо вспомнить о некоторых физиологических проблемах, вызвавших ранее большой шум, и о связанном с ними открытии.

Мы знаем, каким неоценимым фактором в практике переливания крови было определение ее группы и какую огромную, неодолимую трудность в области пересадки и замены органов представляла специфика белка: она не допускала присутствия в организме чужеродного белка. Не стану ссылаться на те, кстати ныне уже известные, эксперименты — большая часть их проходила при моем непосредственном участии, — которые в конце концов разрешили проблему, привели к успеху и внедрению ранее немыслимых методов.

Однако есть в этой области нечто, еще неизвестное миру, о чем знаем лишь я и Фельсен. После кропотливых исследований и серии длительных опытов в прошлом году нам удалось разгадать — чтобы было понятнее, я выражаюсь популярным языком — «изотопные» импульсы нервных проводников. Попытаюсь в самых общих чертах объяснить суть этого явления. Вероятно, многие видели, как укладывают и чинят телефонные провода. Кабель состоит из пучка проводов в изоляционной оболочке различных цветов. Если, скажем, подключить ток к концу красного провода, раздражение можно наблюдать на противоположном его конце, иными словами, когда я набираю номер, мне отвечает нужный абонент, сколько бы других проводов ни было в пучке…

В своих, опытах мы попытались воспользоваться тем же принципом. Действуя изотопами на нервные окончания в различных точках организма, мы заставили эти окончания направлять изотопы в центр нервной системы. В итоге они так насыщаются изотопами, что, пересекая нервное волокно, — состоящее из множества нервных клеток, и подвергаясь регенерационному гранулированию, о котором я уже писал, отдельные перерезанные нервные окончания вновь срастаются с другими нервными окончаниями, но лишь с теми, которые пропитаны тождественными изотопами, подобно тому как — я вновь обращаюсь к очень грубым сравнениям — в поврежденном телефонном кабеле один конец красного провода соединяют с другим концом того же провода.