Последний долгожитель (Сборник)

Именно мое — далеко не первое — открытие в этой области получило мировую известность. Оно заключалось в том, что в результате многократных опытов с ферментами эмбриона, развивающегося из яйцеклетки, я наконец обнаружил агента роста нервных клеток. Дальнейшие опыты привели к открытию антител, образующихся в период развития нервной клетки, заключающих ее эволюцию и тем самым обеспечивающих консервацию. Все это позволило ученым заняться грануляцией нервной клетки и фиксированием данного явления. Благодаря этому открытию мое имя записано на скрижалях науки в одном ряду с именами Пастера и Павлова.

Все сказанное объясняет то особое положение, которое я занимаю в общественной жизни страны. Всем известны мои левые убеждения и политическая роль, которую я играл до того, как власть захватили представители нынешнего государственного строя. И все же главари нового режима, полностью противоречащего моим взглядам, не только оставили меня на должности руководителя Института регенерации нервов, уже тогда пользовавшегося всемирной известностью, но и дали возможность мне и моим сотрудникам усовершенствовать институт и сделать его самым авторитетным в мире учреждением подобного рода.

И вот вчера в четверть четвертого дня к нам привезли президента Страны, диктатора, у которого во время автомобильной катастрофы был серьезно поврежден головной мозг. Президента доставила свита взволнованных адъютантов и генералов, глядевших подозрительно и враждебно.

Я был дома, когда меня срочно вызвали в институт. Там я застал вице-президента; министра обороны по прозвищу Дикий Кабан. Он заявил, что весь персонал института головой отвечает за президента, а на меня возложил особую ответственность. Я только рукой махнул и поспешил к больному. Дежурные сотрудники доложили, что повреждение тяжелое, потерпевший без сознания, однако непосредственной угрозы жизни нет, а первая помощь больному уже оказана. Осмотрев президента, я вернулся к нетерпеливо ожидавшему меня генералу. Не стану подробно описывать, что я ему сказал, но смысл сводился примерно к следующему: между человеческим организмом, в особенности его нервной системой, и армией огромная разница. В армии стоит только прозвучать словам команды, как солдат бросается ее выполнять, хотя отступления от правил случаются и на военной службе… Тут вице-президент метнул на меня злобный взгляд, но я на него не отреагировал. Медицина не всесильна, продолжал я, он и сам прекрасно знает, что от смерти лекарств нет. Я врач и обязан поступать в соответствии с клятвой: делать ради спасения жизни и здоровья больного все, что возможно, невзирая на то, нищий он или император… Но, когда силы природы оказываются сильнее, приходится сдаваться. Если мне не доверяют, в столице есть другой — и не один! — клинический институт, можно отвезти президента туда, хотя, впрочем, в данный момент его жизни не грозит непосредственная опасность.

Обвешанный орденами вице-президент гневно завращал глазами и удалился, заявив, что мы еще с ним встретимся! Один офицер из свиты остался у постели больного, несмотря на наши протесты. Я решил не обращать на него внимания. Уходя из института, я видел, как личная охрана диктатора заняла входы и выходы, а тем, кто пытался войти, предлагали удалиться. Вокруг стояли вооруженные часовые, в один из павильонов вселился целый отряд солдат.

Несколько часов спустя меня пригласили на чрезвычайное заседание государственного совета. По дороге я обратил внимание на необычное скопление полицейских на улицах, тут и там встречались группы слоняющихся без дела людей. Когда я, сопровождаемый присоединившимися ко мне в воротах охранниками, вошел в зал, шум голосов смолк. Члены совета уставились на меня, не скрывая неприязни. После нескольких мгновений тишины вице-президент предложил мне сесть рядом с ним, после чего, поднявшись, изложил точку зрения правительства. Он не скрыл, что я известен им как явный враг режима и, разумеется, самого президента, и они предполагают, что, если бы представилась возможность, я не только утопил бы президента в ложке воды, но и с радостью приветствовал бы падение режима. А потому они будут следить за мной с особой бдительностью и для контроля за лечением президента назначат одного из выдающихся профессоров-хирургов, не придерживающихся столь левых взглядов. В продолжение его речи я согласно, даже одобрительно, кивал головой, а потом попросил, чтобы профессора срочно вызвали во дворец, так как состояние больного требует немедленного созыва консилиума.

Затем я обратился к присутствующему на совете министру пропаганды, которого знал по портретам. Этот сущий дьявол, "серый кардинал" диктатора, несмотря на всю гнусность своей натуры, обладал весьма привлекательной внешностью и приятными манерами и, видимо, пользовался большим авторитетом среди своих единомышленников. Ходили слухи, будто разумная сдержанность, проявляемая в последнее время и позволившая предотвратить, по крайней мере временно, взрыв народного гнева — результат его влияния. Поэтому я обратился прежде всего к нему.