Голова дикаря раскололась в фонтане крови. Круммох-и-Фейл ревел медведем, выписывая над головой широкие круги большим молотом. Второй дикарь попятился и поднял щит, но от удара по ногам свалился, упал прямо на лицо. Вождь горцев ловко, будто танцор, вскочил на мостки. Следующий его противник получил удар в живот и отлетел к бойницам.
Тяжело дыша, Логен смотрел, как дикари бьются с дикарями. Парни Круммоха вопили и визжали, боевой раскрас на их лицах потек под дождем. Они заполонили стену, рубя дикарей с востока грубыми мечами и сверкающими секирами, теснили нападающих и отталкивали прочь их лестницы, выбрасывали тела поверженных врагов на ту сторону, в грязь.
Логен стоял на коленях в луже, опираясь на холодную рукоять меча Канедиаса. Он тяжело дышал, кишки сводило судорогой, во рту было сухо и солено. Логен не смел поднять глаз; он стиснул зубы и зажмурился. Сплюнул на камни. Усилием воли унял чувство пустоты, и в теле осталась лишь усталость.
– Получили, ублюдки?! – радостно завопил Круммох. Горец запрокинул голову и, раскрыв рот, подставил дождю язык. Облизнул губы. – Ты славно потрудился, Девять Смертей. Обожаю наблюдать за тобой в деле, но я рад и сам поработать.
Круммох раскрутил молот над головой, легко, будто ивовый прутик. Увидев на головке пятно крови с налипшим клоком волос, широко улыбнулся.
Логен от усталости едва сумел поднять голову и взглянуть на вождя горцев.
– Да, славно потрудились. Хочешь, завтра мы отойдем в запас. Забирай эту сраную стену.
Дождь постепенно стихал, переходя в легкую морось; сквозь низкие тучи проглядывало угасающее вечернее солнце, и в долине снова стал виден лагерь Бетода: раскисший ров, штандарты и шатры. Прищурившись, Ищейка разглядел вдали несколько воинов, следивших, как бегут к ним от стены дикари с востока; луч заходящего солнца выхватил что-то блестящее – скорее всего отразился от стекла подзорной трубы, вроде той, что использовал Союз. Ищейка подумал, что сам Бетод мог сейчас следить издали за происходящим под стеной и на ней? Это вполне в его духе – обзавестись подзорной трубой.
Ищейку хлопнули по плечу широченной ладонью.
– Вот мы им задали жару, вождь, – прогремел Тул. – Смотри, бегут, только пятки сверкают!
Так оно и было. У подножия стены по всей ее длине валялись втоптанные в грязь тела дикарей с востока. Многих раненых унесли с собой их товарищи, или они сами медленно, корчась от боли, отползали назад. Но убитых было немало и с этой стороны стены. Ищейка видел сложенные вместе, испачканные в грязи тела в глубине крепости, где погребали усопших. Он слышал чей-то крик. Страшный, режущий ухо крик. Так кричат люди, когда им отрезают конечность. Или когда ее уже отняли.
– Ага, задали, – пробормотал Ищейка, – вот только и они внакладе не остались. Не уверен, сколько еще мы атак выдержим. – Бочки со стрелами почти опустели, да и камни подходили к концу. – Надо послать людей, обобрать мертвых! – крикнул он своим через плечо. – Собрать, что можем, пока еще можем!
– В такое время стрел много не бывает, – согласился Тул. – Если прикинуть, сколько мы этих ублюдков из-за Кринны прибили сегодня, то завтра у нас копий будет больше, чем было.
Ищейка выдавил мрачную ухмылку.
– Очень мило с их стороны принести нам оружие.
– Ага, если у нас закончатся стрелы, они заскучают. – Тул заржал и хлопнул Ищейку по спине так, что у него клацнули зубы. – Мы отлично поработали! Ты отлично поработал! Мы всё еще живы, а!
– Не все. – Ищейка взглянул на труп одного из своих лучников: старик, почти весь седой; из шеи торчала грубо сработанная стрела. Не повезло ему схлопотать стрелу в такой сырой день, но за успехи в бою надо расплачиваться. Ищейка нахмурился, глядя на погружающуюся во тьму долину. – Где застряли эти чертовы союзники?
Ну, хотя бы дождь перестал. Надо благодарить судьбу за маленькие радости жизни: когда удается посидеть у дымящегося костра после ливня. Надо благодарить жизнь за маленькие радости, когда каждая минута может стать последней.
Сидя в одиночестве у слабенького огня, Логен бережно мял правую ладонь. После целого дня, что он сжимал меч Делателя, кожа покрылась волдырями и стала болезненно нежной. На голове тоже почти не осталось живого места. Рану на ноге жгло, однако ходить это не мешало. Все могло для него закончиться куда хуже. Погибли шестьдесят с лишним человек; их складывали в братские могилы, по десять на яму, как и обещал Круммох. Шесть с лишним десятков вернулись в грязь, еще больше ранено – и многие тяжело.