Последний довод побежденных

— Так вот, рассматривается, Аркадий Давыдович, вопрос о присвоении вашей дивизии высокого звания гвардейской. Как думаете, товарищ генерал, сумеет семнадцатая стрелковая гвардейская дивизия первой форсировать Молочную? Хватит у нее на это сил, средств хватит ли? — внимательно смотрел, с легким, лукавым прищуром представитель Ставки. Уж наверняка понимал он, какую новость принес генералу. Гвардейцы — высокое звание, не отступают гвардейцы, не сдаются, и нет для них невыполнимых заданий. Прикажет партия, народ, и сделают гвардейцы.

К чести Шмелева, кивнул он с достоинством, не колеблясь, ответил:

— Если Ставка считает возможным оказать доверие моей дивизии, мы доверие это оправдаем. А что касается форсирования Днепра, считаю, что командующий армией определит для дальнейшего наступления место для каждой дивизии.

Представителю Ставки на это оставалось лишь кивнуть:

— Согласен с вами, товарищ генерал, полностью согласен. Но у меня есть для вас кое-что еще.

С этими словами прибывший положил на стол планшет, с неким налетом церемонности раскрыл его, доставая сложенные листы бумаги.

— Вам любопытно будет послушать это, товарищ генерал, — не торопясь разложил, убирая лист за листом в сторону.

Шмелев, с тревогой ожидая того, что произойдет дальше, внутренне уже был готов к чему-то неприятному. Отчего-то вспомнились ему слова про кнут и пряник. Если присвоение дивизии звания гвардейской можно считать пряником, то настало время кнута.

— Итак, товарищ генерал. Вам, как командующему дивизией, пишут рабочие завода «Красная Звезда». Они восхищаются подвигами ваших воинов и с особым вниманием следят за освобождением Советской Украины, так как завод их эвакуирован из Харькова. Вас, товарищ генерал, они во всем поддерживают и, понимая, что вам сейчас приходится нелегко, что враг из последних сил пытается вцепиться в рубежи, из собственных сбережений финансируют постройку танка. Просят командование присвоить ему название «Пролетарский Мститель» и направить его на Украину — в помощь воинам вашей дивизии. Их, как и всех остальных жителей нашей страны, до глубины души потрясло то преступление, которое фашистские изверги совершили в селе Дубовка. И они просят вас, товарищ генерал, найти и покарать преступников по всей строгости законов военного времени и пролетарской сознательности, — пробегая глазами текст, представитель Ставки, судя по всему, выдергивал основное, тезисы.

Поднял взгляд на застывшего столбом Шмелева и аккуратно отложил в сторону исписанный мелким, убористым почерком лист:

— Здесь почти две сотни подписей, Аркадий Давыдович. Вот еще… письмо от Алексея Митрофановича Воронина, из Свердловска, рабочего-литейщика. Он, товарищ генерал, пишет вам о том, что половину своей зарплаты отдает под военные займы. Говорит, что ему не трудно прожить на урезанную норму, поскольку вся его семья погибла. Сестра, двое братьев и мать во время бомбежки поезда с беженцами под Воронежем, а на отца пришла похоронка в январе сорок второго года. Он подал восемь заявлений с просьбой лишить его брони и отправить на фронт, но ввиду непризывного возраста и хороших его рабочих показателей заявления удовлетворены не были. Он дает лично вам, товарищ генерал, торжественное обещание увеличить норму выработки на треть. Передает вам горячий привет и просит вас, товарищ генерал, найти тех, кто совершил страшное преступление в селе Дубовка Осиновского района.

Представитель Ставки положил второй листок поверх первого и аккуратно прижал их пальцами. Поднял глаза на генерала, который так и не шелохнулся. Понимающе вздохнул. И взял следующий лист:

— Письмо от воспитанников и коллектива детского дома города Армавира. Они понимают, что Красной Армии в час трудных испытаний необходима любая помощь, и собрали изготовленные своими силами вязаные теплые вещи, чтобы наши бойцы не мерзли, когда будут прогонять фашистские полчища. — Представитель ставки задумчиво пожевал губами. — Пятьдесят восемь мальчиков и девочек, четыре воспитателя и директор учреждения просят вас, товарищ генерал, не оставить безнаказанным то, что произошло в селе Дубовка. И отомстить фашистам не только за то преступление, но и за все те, что совершили они в нашей многострадальной стране.

Следующий лист опускается наверх, на уважительно сложенные, аккуратно подровненные письма. На чистые и справедливые крики, укоры и надежду тех, чьи жизни защищает здесь и сейчас генерал Шмелев. Все эти буквы, все до одной заботливо выведены руками, которые лили сталь, шлифовали снаряды, гранаты, давали то, что попадало в руки советских воинов и разило непрошено пришедшего на мирную землю врага. И строки эти неумело, но старательно выводили детские пальцы тех, кто уже никогда не увидит родителей, но сможет жить в свободной стране и никогда не станет рабом.

Представитель Ставки устало опустился на стул, предложенный ему в самом начале разговора:

— Аркадий Давыдович, здесь восемьдесят семь писем. В моей машине посылки, которые хотели вам, именно вам передать трудящиеся. Возможно, не проникни так быстро эта история в газеты…