Хук считал, что такая самолично взятая кличка говорила об Айвори Конти многое, в частности, о том, как он способен подчинить ситуацию. «Но епт, – думал он с некоторым пренебрежением, – Ридженса Хука не смог подчинить даже, мать его, ураган».
И вон он, игнорируя Айвори Конти, решил первым делом изучить большую картину в резной золотой раме. Какой-то чувак, в чем мать родила или почти, привязанный к дереву и утыканный, как еж, отвисшими стрелами. Весь такой до хера святоша, будто на стрелы ему ваще плевать, потому как он уже удалялся по дороге из желтого кирпича или как там еще, на встречу со своим Господом.
Видок этот был знаком Хуку по папаше – «я святее тебя». Констебль фыркнул. «Этот уж явно святее меня, – подумал он. – Во всех смыслах».
– Святой Себастьян, – подал голос Айвори у него за спиной. – Авторства Боттичелли. Прекрасный пример чиароскуро. Тебе, коп, известно, что такое чиароскуро?
– Что-то вроде как свет падает на объект, – непонятно откуда выудил знание Хук. – Правильно ж?
– Именно, констебль Хук. Только взгляни, Россано: коп сечет в искусстве.
Хук отвернулся от картины.
– Я секу достаточно, начальник, чтобы отличить подделку. Боттичелли во Французском квартале не водится.
Айвори поморщился, уязвленный.
– Это репродукция, Хук. Не подделка. И однажды, может, я тут настоящую повешу. Может, она уже у меня есть, – он ткнул большим пальцем за плечо на титановую дверь встроенного сейфа, который, по слухам, служил еще и убежищем.
«Ох я б туда заглянул, – подумал Хук. – Сдается мне, там та еще пещера чудес Алладина».
– Иметь цель – важная штука, – сказал он вслух.
Айвори вернулся к делу, а именно – пересчитыванию денег прямо за своим стоячим столом.
– Констебль Хук, – произнес самопровозглашенный авторитет. – Коп в моей берлоге.
«Холодный прием», – сообразил Хук и подумал, почему бы не подергать за поводок посильнее, малость вытряхнуть этого мелкого мафиозо из его фантазии а-ля Капоне.
– Пошло, – кивнул Хук на горы банкнот.
Айвори так удивился, что даже удостоил его взгляда.
– Что это, констебль? Учить меня пытаешься?
– То, что ты тут делаешь, сынок. Пошло. Неотесанно.
Ровно столько дерзости, сколько нужно, чтобы Айвори замер на половине пачки.
– Ты же знаешь, что я итальянец, верно? Сицилиец, на секундочку. И ты явился называть меня неотесанным на глазах моего человека?
А теперь Хук завладел его безраздельным вниманием – в чем и заключался весь смысл.
– Нет, мистер Айвори, я всего-то пытаюсь помочь на пути к успеху. Начальство не считает деньги. Их считают солдаты. Ты этого не понимаешь, сынок, – откуда б, когда ты в самом начале? Нудную работу делегируют.
Айвори перестал считать банкноты.
– О чем речь, констебль? – поинтересовался он, и Хук подумал, что тот, может, умнее, чем кажется в этом своем костюме от Армани.
Констебль посверлил Рокэ взглядом, пока здоровяк не сдвинулся с дороги. Хук без приглашения уселся на кушетку.
– Речь о том, как далеко по этой лестнице ты нацелился забраться, Айвори.
– Я б сказал, – подал голос Рокэ, – мистер Айвори уже на вершине, коп. Оглядись.
«Спасибо, кретин», – подумал Хук, но и в самом деле огляделся, с удовольствием растягивая волынку.
– Ага, – отозвался он, – славная у тебя тут построечка. Колонны, полный фэшн. Думаю, отсюда ты за каждой точкой можешь следить. Прям за каждой.
Дураком Айвори не был. Откровенный сарказм он улавливал с ходу.
– Я знаю, чем владею, коп. И знаю, кто я такой.
Хук прикурил сигару.
– Может быть – но знаешь ли ты, куда направляешься?
Айвори обошел стол.
– Я пытаюсь понять, что ты тут забыл, Хук. Сраный констебль у меня на побегушках, который время от времени доставляет мелкую дрянь по болоту, заявляется сюда и льет мне в уши о том, куда я направляюсь? Ты ведь понимаешь, что ничем хорошим такое для тебя не кончится. Может, ты просто псих? Вот, в чем дело?
Хук глубоко затянулся.
– Психопат, я б сказал. Да, точно. Псих? Как-то мелковато.
На этом повороте беседы у Айвори не осталось иного выбора, кроме как перестать гадать, что же Хук задумал, и начать действовать.
– Так, хватит. У меня нет на тебя времени, Хук. Эта моя построечка – место загруженное. Надо за всеми точками следить. А с карнавалом так вообще дел в городе невпроворот.
– Ладно, мистер Айвори, – вмешался Хук, прежде чем Конти перейдет к части про «вернем Сицилии былое величие», – может, я зашел не с того конца. Без обид и так далее. Просто хочу знать, какие у тебя там в шелковых трусишках яйца. Я работал с крупными игроками в Ираке на обеих сторонах. На всех сторонах, если уж на то пошло. И речь тут идет о горах кокаина и забитых оружием под завязку ящиках, о миллиардах дохода. У тебя в глазах горит тот же огонек, что и у тех парней. Амбиции. Но мне нужно продвинуть тебя на пару клеток, потому как времени на естественное развитие нет.
Айвори поймал себя на ощущении, что наблюдения констебля ему странным образом льстят, а еще – интригуют.
– Спасибо, блядь, преогромное, Хук. Только мне на хрен не надо, чтобы какой-то коп мне тут про мои амбиции рассказывал. Сраный констебль. Ты ж даже не шериф.