— Тебе нужно было выживать, но мне бы хотелось, чтобы ты, не упоминала это имя в нашем доме. — Ивану Анатольевичу эту часть тоже не нужно рассказывать подробно, он знает и этого достаточно. Бабушка снова расстроенно вздохнула, встала, подошла ко мне и обняла, — спасибо, что ты все рассказала и не думай о нас плохо. — Когда присмотришься к нам то все поймешь, мы так живем, понимаешь, твой дедушка был моим единственным мужчиной и все семьи, не только наша, — живут и сейчас с такой моралью.
Увидев, как я расстроилась ее словами, бабушка взяла меня за руку, — милая я тебя не осуждаю, и ты не спеши с выводами, мы примем тебя любую, ты наша кровь и ты невиновата в том, как жила раньше, и мы не будет тебя осуждать, давай попробуем построить новые отношения.
Ей было непросто, да и я понимала, что больше пока не стоит мне на нее давить. Мне сложно пока представить их жизнь, а моя- то для них так, наверное, вообще непостижима. Наши отношения только строятся, и мы приглядываемся друг к другу с опаской, не зная, что можно спрашивать, а что нет. Они настолько хрустальные, чуть тронь не так, и наши отношения разобьются с таким звоном. И мне нужно усмирить себя, дать им шанс, хоть мне и больно. Они не виноваты, что так вот все сложилось, и я в тоже время не чувствую за собой поступков за которые мне было бы стыдно, попробуем притереться, и я улыбнулась Бабушке.
— Пойдем, лучше покажу тебе наш этаж, вниз спустимся к ужину, ты еще бледновато выглядишь, — сразу же поддержала она мой порыв к примирению.
Моя комната ожидаемо оказалась рядом с комнатами деда и бабушки, еще кабинет деда, мы туда только заглянули, а бабушка пояснила.
— Иван Анатольевич, не любит, когда в кабинет входят без разрешения, если его нет.
Я удивилась, что много в доме моих фотографий, до трех лет, заботливо вставленные рамки, они были и на стенах и столе в кабинете Деда, и я таких и не видела никогда, или не помнила их.
Бабушка пояснила, — вся наша память о тебе, — вздохнула, — ты не ищи смысл там, где его нет. — Мы просто хотели хорошую партию сыну, и воспитывали тебя как своего ребенка, и твоя трагическая потеря надломила нас, мы даже чуть не разбежались. — Мы знали о проклятье на твоем роду и надеялись обойти его, но вот как получилось, к тому же мы так привязались к тебе, как ни к кому из своих детей, да и у нас были только мальчики, а я мечтала о девочке. — Самый талантливый наш средний сын Олег, погиб ребенком, и как-то все сложилось у нас, только вокруг тебя.
— Странно, что я совсем ничего не помню, меня это всегда волновало, даже ребенком, — вспомнила я.
— Колдовство, — спокойно ответила бабушка, — что бы, ты не скучала, по нам, такой тебя уже нашли, Иван узнавал. — Он тоже переживал, что ты нас не признаешь.
Хорошая библиотека, лаборатория, все как обычно, — только чувствовался в доме уют, стиль и то, что это действительно старинный дом с богатой историей. Мебель хоть и антикварная, но не для красоты, привычно удобная, в гостиной кресло сильно потертое, но невероятно удобное, камин часто разжигают, несмотря на то, что отопление, сохранились печки голландки, выложенные изразцами с интересными рисунками. Я долго рассматривала их, только на этом этаже несколько печей и на всех разные изразцы. Я погладила плитку, как интересно, яркий цветочный рисунок, сложным узором оплетал печь, и все изразцы разные, нет двух с одинаковым рисунком.
Бабушка, показав на печи, усмехнулась, — мы привыкли все по старинке, и не решились сломать такую красоту и периодически зимой и даже летом в непогоду, протапливаем их. — Когда-то плитку для этих печей заказывали специально, ей уже столько лет, а рисунок сохранился до сих пор.
Теперь и я понимала, что именно из таких мелочей и состоит настоящий дом, в котором жили несколько поколений. Много живых цветов, уютно, вниз ведет широкая мраморная лестница, немного побитая временем, но родная этому дому. Пока мы осматривали этаж, вернее осматривала то я, а бабушка все показывала, по лестнице легко, почти бегом поднялся дед, совсем не запыхавшийся, в хорошей форме, — подумала я, глядя на него.
Он нас обнял и попросил, — подождите меня в гостиной, я быстро переоденусь и к вам. — Елена, — вдруг увидел он, — ты изменилась потрясающе, я тебя такой и представлял. Он осторожно прикоснулся к моему лицу и потрогал косу, — надо же настоящая, и какая длинная, — и убежал.
Мы только дошли и сели в гостиной, как дед уже входил, я снова удивилась, такой он подвижный и легкий на подъем.
А дед, обращаясь ко мне, произнес, — милая ты прости, вчера мы тебе этого не сказали. — Наш сын бросил не только тебя, но и своего второго ребенка, — своего сына тоже, — и мать снова такая же оказалась, как и твоя. — Ей ребенок оказался не нужен, и мы забрали его не так давно. — И за ужином ты с ним познакомишься, у тебя теперь еще есть брат и надеюсь, что вы подружитесь.
Дед помолчал, а я, поняв, что он хочет сказать, что-то еще важное, спросила, — но это ведь не все, что еще, вы мне хотите рассказать.