– Утро доброе, дражайшая сестрица, – сказал я. – Что, счастлива находиться здесь, в самом сердце Голливуда?
– Иди в жопу, – отозвалась она.
– Давай чуть попозже, – возразил я. – Доем вот сейчас свой пончик – и куда угодно.
Дебз промолчала. Она просто стояла, глядя на съемочную площадку и стискивая зубы; мне показалось, я даже слышу хруст крошащихся коренных зубов.
– Хочешь пончик? – предложил я, надеясь хоть немного поднять ей настроение.
Это не помогло. Я и моргнуть не успел, как она стукнула мне по руке чуть выше локтя – я едва пончик не выронил.
– Ой, – не выдержал я. – Или, может, ты хотела багет?
– Я хотела бы врезать Андерсену по яйцам и вернуться к нормальной работе, – процедила она сквозь зубы.
– А, – сообразил я. – Значит, капитану не понравилось, когда ты рассказала ему про Патрика?
– Он мне новую дырку в заднице провертел, – буркнула она и стиснула зубы еще крепче. – На глазах у Андерсена. Можешь себе представить, как этот гребаный ублюдок лыбился, пока капитан объяснял мне, какая я гребаная идиотка?
– Ох, – посочувствовал я ей. – Но он тебя не отстранил?
– Почти созрел для этого, – ответила она. – Но сообразил, что, если меня отстранят, я займусь убийцей самостоятельно.
Я кивнул и откусил кусок
– Короче, он назначил меня торчать здесь, – продолжала Дебора. – Чтобы я не могла делать ничего, кроме как мешаться у всех под ногами и нянчиться с этими голливудскими недоносками. А Андерсен тем временем окончательно просрет все дело, но смеяться надо мной не перестанет.
– Кстати, он не только просирает это дело, – сообщил я. – Он сказал Джекки, что хочет стать ее спасительным одеялом. Двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю.
Она фыркнула.
– Что, так и сказал? Джекки?
– Ну! – подтвердил я.
– А она ему что?
Я улыбнулся при воспоминании об этом. Надо сказать, улыбку мне даже не пришлось имитировать.
– Она сказала ему, что у нее уже есть одеяло, – ответил я и сунул в рот остаток
Дебора как-то странно на меня посмотрела. Пристально, изучающе. Я уж подумал было, не жую ли с открытым ртом. Я даже проверил рукой. Нет, все в порядке. Я дожевал, проглотил и посмотрел на нее.
– Чего? – спросил я.
– Сукин ты сын, – произнесла Дебора, и весь ее гнев почему-то обратился на меня.
– Что я такого сделал? – не понял я.
– Ты с ней
Я потрясенно смотрел на Дебору, пытаясь понять, не проговорился ли случайно. Нет, у меня и шанса-то такого не было, но она явно откуда-то знала. Может, правду все-таки говорят о женском чутье? Потому что Дебора знала наверняка, и это ей почему-то совсем не нравилось.
– Дебора, – пробормотал я, отчаянно пытаясь подобрать слова, способные все объяснить, успокоить ее, может, даже сменить тему разговора. Но в голову как назло ничего не лезло; я стоял как дурак с разинутым ртом, а сестра смотрела на меня взглядом, столь твердым, что им можно было пробуравить новые дырочки в крыле «бьюика»[3]
.– Ты сраный дебил! – прорычала она. – Ты хоть понимаешь, что сделал?
На мой взгляд, она не слишком продумала свой вопрос: я очень хорошо представлял себе, что сделал. Более того, я сделал это не один раз, а еще полагал, что не против и дальше продолжать в том же духе. Впрочем, боюсь, Дебз понимала это совсем по-другому.
– Жена, трое детей! – продолжала она. – А ты туда же. Вприпрыжку в постель гребаной Джекки Форрест!
– Да, но, Дебора… – промямлил я. Что говорить дальше, я не придумал; впрочем, это не меняло ровным счетом ничего, потому что она не стала дожидаться моей реплики.
– Господом Богом клянусь, – продолжала моя сестра. – Нет, я знала, что все мужики думают только причинным местом, но думала, что хоть ты отличаешься! – Она ткнула мне в грудь твердым как камень пальцем. – И тут появляется Джекки – и выходит, ты ничем не отличаешься от остальных полоумных мудаков. Только бы потрахаться с ней…
– Ну, это она… – вставил я и тут же пожалел, настолько жалким это показалось даже мне самому.
– Господи, ТВОЮ МАТЬ, Декстер! – выпалила Дебз так громко, что несколько техников повернулись в нашу сторону, оторвавшись от своей работы.
– Дебора, нам здесь положено соблюдать тишину, – напомнил я. – Можем мы обсудить это позже?
– Не будет никакого «позже», – огрызнулась она. – Не думаю, что мне вообще захочется еще с тобой говорить. – Она обеими руками толкнула мою грудь с силой, заставившей меня отступить на пару шагов, повернулась и пошла в другой конец павильона, расталкивая телевизионщиков и едва не опрокинув пару прожекторов.