Я послушно поднял руки, и Дикки закрепил сбрую на моей спине, а потом достал из фургона четыре небольших пластиковых пакета, наполненных тем, что подозрительно напоминало кровь. Должно быть, на моем лице отразилось нечто вроде легкого отвращения, потому что Дикки мотнул головой.
– Кровь не настоящая, чувак. СПИДа стопудово не подцепишь.
– Ладно, – согласился я. – А оно… грязно не будет?
– Не дрейфь, чувак, – успокоил он меня. – Вытирать все одно не тебе.
Разумеется, Дикки говорил дело, и это меня немного утешило. И все-таки я не слишком люблю кровь у себя на коже… ну, неприятно мне это. Но я с жесткостью бывалого профессионала подавил свои чувства в зародыше и позволил Дикки делать свое дело. Он разместил пакеты над каждой из маленьких красных трубочек.
– Хлопушка срабатывает, – объяснил он. – От этого пакет лопается, а снаружи видно, будто тя подстрелили. Дешево и сердито. Во, – удовлетворенно выдохнул он и отступил на шаг. – Шевелиться можешь?
Я поднял и опустил руки, подергался туда-сюда, согнулся и разогнулся.
– Вроде ничего. А как… гм… на что это будет похоже?
– Тя вроде как током чуток ударит, – сообщил Дикки. – И это те сигнал, чтоб падал замертво, ясно?
– А сильно ударит? – не успокаивался я.
Он подмигнул:
– Не боись, не убьет. Меня и похуже хлопало.
Не могу сказать, чтобы это меня сильно утешило, но ничего более конкретного я от Дикки не добился. Он поправил все еще один, последний раз, отступил от меня на шаг и окинул удовлетворенным взглядом.
– В наилучшем виде, – сказал он. – Рубаху взад, и ты готов.
Я натянул рубашку обратно. Конечно, со всеми этими фейерверками она сидела чуть в обтяжку, но он заверил, что этого не видно, и не успел я опомниться, как уже шагал через улицу к своей отметке. Не к школьной отметке, не пятерке или там четверке, а к налепленному на асфальт куску изоленты, обозначавшему, где я должен стоять, чтобы объектив поймал меня в фокус. Насчет отметок я все знал еще со времени съемок своей первой сцены, поэтому ощущал себя закоренелым профессионалом, когда спрашивал Марту, помощника режиссера, где моя. Она отвела меня к месту на тротуаре – всего в нескольких футах от нависавшего над дорогой надземного перехода.
– Машина выедет вот отсюда, – объяснила она. – Они выстрелят, и вы упадете вот сюда. – Она показала на еще одну отметку, наполовину на асфальте, а наполовину на решетке ливневой канализации. – Головой вон туда. – Марта кивнула в направлении перехода. – Постарайтесь не шевелиться после того, как упадете. Так в сценарии, – добавила она, похлопав меня по руке, и поспешила прочь, громко что-то говоря в свою рацию.
Производство кино куда сложнее, чем кажется большинству из нас. Вы, возможно, думаете, что уж такую простую сцену, как смерть Декстера от рук плохих парней, снять проще простого? Ну да, посмотрите только на все эти крутые ролики, которые мы каждый день снимаем своими мобильниками! Но настоящее кино вроде того, какое мы создавали теперь, куда сложнее. Столько всего нужно скоординировать – свет, и звук, и обязательные режиссерские истерики. И когда наконец все готово и работает как надо, над головой пролетает реактивный самолет и заглушает все звуки, так что приходится начинать сначала.
По замыслу авторов сериала, моя смерть – лишь одна из вводных сцен, маленький и незначительный эпизод жизни прекрасной, но закаленной испытаниями Эмбер Уэйн, детектива полиции Майами. Но даже так потребовалось несколько попыток, прежде чем результат удовлетворил режиссера, Виктора. Это довольно скучно, и трудно казаться потрясенным от внезапного нападения, когда оно происходит седьмой раз подряд. Однако это часть моего нового ремесла, и если я хочу пробиться наверх, к более сложным ролям, семь дублей покажутся детской игрой по сравнению с тем, что мне предстоит, – особенно если это будет вдруг полноценная роль, а не эпизодическая в сериале. Джекки говорила, что в художественных фильмах с солидным бюджетом и полторы сотни дублей не редкость.
Поэтому я терпеливо изображал удивление при виде проезжающей мимо машины до тех пор, пока Виктор не остался доволен – а потом мне пришлось перенести еще целых три расстрела. Уверен, мне пришлось бы страдать и больше, если бы не тот факт, что всякий раз, когда хлопушки взрывались, разбрызгивая кровь, моя рубашка приходила в полную негодность, а у костюмеров таких имелось только три. Поэтому после того, как я в третий раз вышел из умелых рук Дикки, увешанный взрывчаткой, а потом изобразил Декстера – Умирающего Лебедя, грациозно рухнув на канализационную решетку, Виктор махнул рукой.
– Ладно, сойдет. Давайте сюда Джекки. Не двигайся с места, Деррик.
– Декстер, – поправил я. Ощущал я себя при этом неловко; должно быть, примерно как Роберт, которому не нравится, когда его называют «Боб». Виктор не ответил – вне всякого сомнения, он был занят, отдавая жизненно важные распоряжения.