Право же, это было уже слишком. Впрочем, это подтверждало мое невысокое мнение о его интеллектуальных способностях. Я? Неужели? Приятно, конечно, но это совершенно исключено. Как, скажите на милость, работать с тем, кто смотрит на тебя с вожделением, пускает слюни и с трудом сдерживает признания в любви, которая имя свое назвать боится?[1]
А ведь придется. У меня свои приказы, у него свои, и никуда нам от них не деться. Я швырнул газету в мусорную корзину, смахнул с промокашки несколько воображаемых пылинок и поправил фотографию, чтобы она стояла идеально ровно. Потом откинулся на спинку кресла и попробовал выкинуть Роберта из головы, однако это оказалось не так просто. Даже без своего абсурдного влечения ко мне Чейз изрядно действовал мне на нервы, и по истечении недели, проведенной в его обществе, я чувствовал явный дискомфорт. И, по правде говоря, не только из-за Роберта. Вся эта неделя выдалась чертовски странной, а времени поразмыслить об этом как следует до сих пор не находилось. И вот теперь, когда я наконец слегка расслабился и смог включить свой мощный мозг на положенную мощность, то вдруг сообразил, что думаю о Джекки.
Она ведь тоже странная личность – очень странная, если судить по моему довольно ограниченному опыту и с моей еще более странной точки зрения. Разумеется, Джекки гораздо симпатичнее Роберта, и все же, хотя она звезда – и, насколько я могу судить, более чем успешная, – все равно она несчастлива. Джекки мечтает о простой жизни – и тем не менее рискует своей собственной, чтобы не выпасть из звездной тусовки, она подставляется, можно сказать, под нож маньяка, лишь бы только не лишиться роли в телесериале, даже будущее которого пока довольно туманно. Мне все это представлялось неоправданно сложным: почему бы не расслабиться и просто не наслаждаться поездкой? Я всегда за такое решение.
Впрочем, для меня все это очень скоро завершится, поэтому какая разница? Возможно, происходи все это со мной на постоянной основе, это могло бы надоесть: как кто-то где-то говорил, «смерть рождает красоту». Я всегда придавал этой фразе несколько другой смысл, но она и сюда подходила как нельзя лучше. Возможно, образ жизни Джекки так понравился мне потому, что я прекрасно знаю: даже у самых замечательных американских горок вагончик рано или поздно останавливается, и никто и никогда еще не предложил мне примеров, опровергающих этот основополагающий закон природы. Мои каникулы в Валгалле скоро подойдут к концу, и я вернусь из рая в свою обычную дыру, где мне и место. Не то чтобы это было справедливо или я так хотел, но это неизбежно. Конечно, я мог бы сбежать с Робертом, но почему-то эта перспектива не казалась особенно привлекательной. Поэтому мне ничего не оставалось, кроме как смириться со скорым окончанием своей прекрасной интерлюдии.
Ну да. Кто-то из великих поэтов, не помню кто, оформил эту мысль изящнее, сказав: «Срывайте розы поскорей!» Вот и я несколько следующих дней посрываю розы, постаравшись получить при этом побольше удовольствия. А поскольку компьютер под названием «Декстер» ничего не делает наполовину, какое-то мелкое колесико в нем с щелчком провернулось и напомнило окончание стихотворения: «Назавтра станет тенью»[2]
. Ах, смерть… какое приятное напоминание. Впрочем, напоминало оно в первую очередь о том, что я срываю розы прежде всего потому, что мне платят за охрану Джекки от лап тупого, но жестокого психа.Вот ведь досада: я бы наслаждался этими чертовыми розами куда больше, если бы не необходимость беспокоиться об этом. Вот если бы у меня было хоть несколько свободных часов на то, чтобы переодеться из своих обычных рабочих лохмотьев в кожаную оболочку Декстера-Дьявола, я бы раз и навсегда разобрался бы с этим делом, а потом просто наслаждался бы закатом с балкона номера Джекки. Это не заняло бы много времени: для того чтобы удовлетворять Кодексу Гарри, улик против Патрика более чем достаточно. Мне просто нужно отыскать его, а там пускай за дело берется Темная Природа. А уж найти такого деревенщину, как Патрик Бергман, было бы не слишком трудно. Вот только где взять время…
Где-то далеко-далеко, точнее, за высокими стенами Цитадели Декстер, вышла на башню крошечная фигурка и прозвонила в серебряный колокол, и, заслышав этот едва слышный звон, я вдруг выпрямился в кресле и подумал: