Последний дубль Декстера

Теперь Патрик гребет совсем уж как чемпион, и лопасти его весла ныряют в воду и выныривают в хорошем, быстром, но ровном ритме, и, оглядываясь, он видит нашу довольную, спокойную улыбку, и еще более ускоряется, разгоняя свою желтую лодчонку до прямо-таки потрясающей скорости. Стиснутые зубы, вздувшиеся на лице и руках вены – он так старается, словно его усилия способны преодолеть законы природы. Мы настолько впечатлены этим зрелищем, что едва удерживаемся от того, чтобы не поаплодировать.

Но Патрик уже обогнул островок-волнолом и правит в направлении парка на берегу, где его ждет возможное спасение, и он почти надеется улизнуть на свободу. Он трудом и потом заработал себе избавление от этого странного преследователя, который не отстает от него, а только улыбается, и, возможно, в его полной паники и надежды голове все-таки зарождается ма-аленькая мысль: почему?

Почему мы догоняем его так медленно? Почему не нападаем, не кричим или не стреляем? Почему только улыбаемся – и нагоняем его так медленно, дюйм за дюймом?

Нет, правда, почему? Патрик еще не понимает этого, даже не надеется понять, а ведь это так просто. Слишком просто даже для этого бесчувственного простофили.

Мы улыбаемся потому, что счастливы.

А счастливы мы потому, что ждали от него именно такого поведения, и теперь он делает все для нас – в точности как надо, словно заранее выучил свою роль в Темных скрижалях, и он играет точно как по нотам, в нужный момент, и нужный момент настал.

Теперь, когда он обогнул наконец маленький островок; теперь, когда он покинул наконец воды гавани – его больше не видно ни с яхт, ни с берега, где до сих пор толпятся копы и зеваки. От вожделенного берега с парком его все еще отделяет полмили водной поверхности. Теперь, когда все в точности Так, Как Должно Быть, и все пружины взведены, и готовы прийти в движение…

Сейчас.

И наша рука на рукоятке газа дергается вперед, и наш довольный рык сливается с довольным ревом мотора, и катер устремляется вперед – не на полной скорости, но достаточно быстро – быстрее каяка, как бы ни махал в панике веслами его гребец.

И отведенного ему времени хватает лишь на один короткий, сдавленный крик – протестующий вопль, полный недоумения, как подобное могло произойти с таким замечательным ним, а потом это уже произошло. Наш катер ударяет в бок его каяка – сильно, со всей силой нашей массы, помноженной на большую скорость, а еще на нашу волю, что держит штурвал и продолжает улыбаться, еще шире улыбаться, такое удовольствие нам доставляет то, что происходит с невежественным недоноском в каяке.

Впрочем, он уже не в каяке. Больше не в каяке. Теперь он в воде и лихорадочно загребает руками в надежде зацепиться за что угодно, только бы оно держалось на воде, и как назло, ничего такого в пределах досягаемости не обнаруживается. Каяк отшвырнуло далеко в сторону, и из воды торчит только его желтое днище, а поблизости нет ничего, кроме небольшого рыболовного катера с улыбающимся капитаном за штурвалом. И он продолжает барахтаться в воде, и отплевывается.

– Какого… – вопит он, и мы медленно описываем вокруг него дугу так, чтобы оказаться между ним и берегом.

– Извините! – кричим мы в ответ, даже не пытаясь изобразить раскаяние. – Не заметил вас!

И он бултыхается и отплевывается еще немного, но потом немного убавляет свои героические усилия, потому что с чего бы такому случиться по злому умыслу, и солнце продолжает сиять, да и мы только улыбаемся и просим прощения, а деваться ему все равно больше некуда.

– Клизма гребаная! – орет он с характерным для уроженцев Теннесси выговором. – Как это не заметил?

– Извините, – повторяем мы, и наклоняемся, и снимаем с крепления багор, и протягиваем в его сторону. – Цепляйтесь за это! Сейчас мы вас вытащим!

Он зажмуривается, потом открывает глаза и таращится на багор, мотающийся у него перед самым носом.

– Кто это «мы»?

Само собой, речь идет о Нас, о Темных Нас, невидимых глазу, но сильных и изобретательных, прячущихся за этой счастливой, немного ехидной улыбкой, – но мы ему этого не объясняем, не сообщаем, что он в численном меньшинстве, мы вообще не говорим ему ничего, кроме «Держитесь за багор!», добавив довольное: «Упс!», когда багор как бы ненароком врезает ему по кумполу. Всего раз, и очень дозированно – так, чтобы это выглядело абсолютной случайностью, но с достаточной силой для того, чтобы на мгновение у Патрика потемнело в глазах и он хлебнул морской водицы.

– Ох, простите! – кричим мы, глядя на то, как он с выпученными глазами пускает пузыри. – Да держитесь же за багор! – повторяем мы, на этот раз настойчивее. Катер медленно относит от того места, где Патрик трепыхается над пучиной, которая скоро станет его домом.

И он делает панический рывок к багру, едва не выпрыгивая от усилия из воды, и отчаянно хватается обеими руками за деревянное древко багра.