Последний экзамен

Отправив жену и сына домой, я наклонился к бабушке и сказал: «Баба Поля, давай вместе будем повторять Харе Кришна». И она стала повторять вместе со мной, причем она повторяла так искренне, я ни разу не видел, чтобы человек так искренне молился... Совершенно определенно — у нее не было прибежища в этот момент, она не знала, где искать защиту, и не осознавала могущество Святого Имени. Она пыталась искать прибежища во мне, держала меня одной рукой, причем в ее руках появилась такая сила, что второй рукой она даже порвала простыню, в которую вцепилась.

Так она боролась за жизнь и повторяла Харе Кришна без запинки. И этот звук Святого Имени расходился по всей больнице, потому что был тихий час.

Я сидел возле ее кровати, держа ее за руку и пытаясь с ней повторять мантру. А она кричала очень громко. Я думал, что неужели такое возможно, что ведь она сейчас в духовный мир уйдет, ведь в писаниях говорится: если человек в момент смерти повторяет Святое Имя, он уйдет в духовный мир. Но я, зная ее жизнь, не мог поверить в это и был очень рад, что присутствую при таком важном событии. Я в этот момент даже не осознавал, что это моя бабушка, а просто понимал, что это душа очень близкая мне, что я в долгу у нее, и что исполняю свой долг перед ней.

Бабушка кричала громко, и это длилось 2 часа. Закончился тихий час, люди шли на полдник, а мы все повторяли Харе Кришна. Временами она успокаивалась, но потом опять начинала бороться и говорила: «Куда вы меня тащите... отпустите меня... не тащите...» Очевидно, кто-то приходил за ней. Я ей говорил: «Ты им скажи: Харе Кришна». Она повторяла за мной, после этого кто-то отступал, и ей становилось чуть легче, а потом это снова повторялось. Я продолжал повторять, и сам устал. Так я никогда, с такой тщательностью, не повторял мантру, сам утомился. Потом ей стало полегче, она успокоилась и заснула, но я подумал, что она все-таки скоро уйдет. Остался с ней, повторял мантру целый вечер и остался на ночь.

Бабушка спала, ее дыхание было ровным. Утром меня сменили родственники. И так мы постоянно дежурили возле нее.

В воскресенье, после программы, я приехал к ней и привез чаранамриту. Врачи сказали, что она вот-вот уйдет. Я подошел к ней, она не реагировала, но Харе Кришна мантру за мной повторила слово в слово. Бабушка ничего не помнила и никого не узнавала, но мантру повторяла четко, как будто она это делала всегда, хотя до этого ей даже запомнить маха-мантру было трудно. Я вылил ей в рот чаранамриту и заметил, что ее тело было чистым и без запаха, и она сама излучала какое-то спокойствие. Я почитал мантру и, оставив родственника, уехал.

Я думаю, что для тех существ, которые отвечали за ее уход, было удивительно, что она повторяла мантру, и они не знали, что с ней делать, и поэтому ее не забрали. Они знали ее жизнь, но вмешательство Святого Имени сыграло свою роль, и Высшие Силы решали, как быть...

В понедельник мне позвонили и сказали, что бабушка только что ушла. Я зашел в палату, ее тело было еще теплым. Там был ее сын, мой дядя, мы сделали все, что нужно. А еще положили ей листик Туласи в рот и гирлянду из Туласи надели на шею.

Когда мы похоронили бабушку, я испытал чувство удовлетворения и спокойствия, которых не испытывал раньше. Чувствовал, что выполнил свой долг.

Я понял, что Кришна никогда не забывает даже самое малое служение, выполненное для Него. У бабушки не было зависти к Кришне, не было оскорбительного отношения, и Кришна был добр к ней и благодарен ей. Я надеюсь на то, что она продолжит свое преданное служение в следующей жизни. Харе Кришна.

Дмитрий Пшенко (Барнаул)

Джая Шри Хари!

 Я знал Шри Хари с начала девяностых годов. Он никогда ничем особым не выделялся. Скромный, смиренный, слова лишнего от него не услышишь. Он хорошо готовил, продавал самосы, вел нама-хатту.

Жена родила ему троих прекрасных детей. В городе поддерживать семью стало трудно, и они уехали в село. Но одного огорода, все равно, было недостаточно, пришлось ему устроиться в кафе «Говинда» поваром. Были у Шри Хари какие-то трудности в семье, но в общении с вайшнавами был порядок — преданные любили его за смирение и спокойный нрав.