Последний еврей Багдада

— Задушу! Собственными руками! — прохрипел Сорбон.

— Рад слышать, что мы договорились, — Эгиби бодро поднялся и обнял начальника стражи. — Как сделаете дело, непременно приходите. Буду ждать.

Сорбон вышел, и слуга банкира вновь заговорил:

— Откуда вы знаете, мой господин, что с Хамидом будет только четыре человека?

— У него свои собственные понятия о чести. Раз противников будет пятеро, то и их должно быть столько же — не больше. Иначе потом скажут, что король воров испугался. Теперь, Фансани, осталось самое важное, — банкир впервые за все время называл слугу по имени, — ты сходил к ювелиру?

— Да, мой господин.

— Покажи.

Управляющий передал банкиру, как показалось Кайсу, довольно тяжелый, завернутый в ткань прямоугольный предмет. Своей формой он напоминал дощечку, и почти полностью умещался на ладони. Эгиби развернул сверток. Внутри была небольшая, сделанная из золота, табличка. Она тут же весело заблестела в лучах светильников. Загадочный предмет был покрыт какими-то символами.

— Греческий алфавит, — поглаживая кончиками пальцев вдавленные в пластичный металл знаки, сказал Эгиби, — где исходный текст?

— Вот он, — Фансани протянул хозяину папирусный свиток, — я внимательно все проверил. Соответствие полное.

— Ювелир мог скопировать его? — спросил Эгиби.

— Исключено. Я все время находился рядом и наблюдал за его работой от начала и до конца.

— Но он мог запомнить символы. У таких людей должна быть исключительная тактильная память.

— Даже если так, он все равно никогда не сможет понять, что здесь написано, — позволил себе улыбнуться управляющий.

— Что верно, то верно, — задумчиво произнес хозяин дома.

Казалось, что в этот момент он принял какое-то решение. Его манера говорить вновь изменилась.

— Знаешь, я много изучал обычаи персов. При ведении дел важно знать о своих партнерах как можно больше. Они верят в существование птицы Сен-Мурх, покровительницы их древней родины. Она сидит на вершине священной горы. Никто, кроме избранных магов, ее не видел, но изображение птицы цари помещают на своих знаменах — с головой собаки, с женской грудью, с мощными когтистыми лапами, с огромным хвостом. На горе, говорят, есть дерево со всеми семенами мира. Когда Сен-Мурх бьет крыльями, они разносятся по свету, сея повсюду жизнь. Сама же она смертна. Отведено ей жить ровно семьсот лет. Незадолго до этого срока появляется золотое яйцо — всегда только одно. Сен-Мурх высиживает его и вскоре из скорлупы на свет вылупляется птенец. Всегда рождается только сын. Когда он подрастет, отец бросается в огонь и сгорает в нем, чтобы дать дорогу новой жизни. Приносит себя в жертву. Иначе нельзя, понимаешь? Я вот долго думал, об этой истории. Мне сейчас, конечно, не семьсот лет, а всего лишь семьдесят, но и я ведь достиг того возраста, за которым лишь разрушение и смерть. Ты же знаешь, я был бездетным. А десять лет назад боги подарили мне сына. Он уже подрос. Так не пора броситься в огонь?

Слуга молча слушал. В глазах его стояли слезы.

— Я принял решение. Нет, нет, не покончить с собой. Пока дело до этого не дошло и, будем надеяться, что не дойдет. Я решил дать тебе свободу. Завтра поедешь и оформишь все необходимые документы. Ты больше не раб.

— Но я не хочу вас покидать, — едва не зарыдав, произнес Фансани.

— Я и не заставляю тебя. Оставайся со мной, сколько тебе угодно. Лучшего слуги, чем ты, мне не найти. Впрочем, заговорились мы, — наигранно веселым тоном продолжил Эгиби, — с делами покончено. Пора ужинать. Как получились перепела в кроликах и в вишневом соусе?

— Уверен, они восхитительны.

— Так пусть подают.

Хозяин и слуга покинули двор, и Кайс смог выскользнуть наружу. В саду он на секунду замешкался, выбирая направление, а затем быстро зашагал к тому месту, где должен был расти платан. Когда он был буквально в десятке шагов от дерева, в кустах блеснула пара ярко зеленых глаз. Юноша побежал вперед, подпрыгнул и одной рукой зацепился за ветку. Из темноты на него бросилась большая, размером с теленка, кошка.

Остро отточенные зубы сомкнулись на кожаном башмаке. К счастью, задник, в который вцепилось опасное животное, был с двух сторон обвит металлической скобой. Кайс, повиснув на одной руке (во второй он держал розовый куст), попытался высвободиться. Кошка зло прорычала что-то в ответ, напряглась всем телом и попыталась мотнуть головой из стороны в сторону. Тогда юноша со всего размаха ударил второй ногой по свирепой морде.

Раздался визг, и челюсти, сжимавшие ботинок, тут же разжались. Еще через несколько секунд молодой человек перемахнул через забор.

Глава XXXII. Смоква от смоковницы

Душа — душна, и даль табачного

Какого-то, как мысли, цвета.

У мельниц — вид села рыбачьего:

Седые сети и корветы.

Борис Пастернак, "Мучкап"