Последний факир России

Бен-Али научил Лон-го заглатывать три разноцветных шарика — красный, чёрный и белый — и показывать зрителям любой из них. Этому помогали «зарубки», сделанные на шариках. Митя чувствовал их языком и безошибочно «выдавал на-гора» требуемое публикой. Заглатывались и разноцветные шёлковые платочки, отмеченные тончайшими узелками, легко распознаваемыми языком.

Шпагоглотателю Лон-го, у которого был расширенный пищевод, ничего не стоило научиться выпивать несколько литров воды и даже керосина с бензином и выпускать эту жидкость струёй в специально подставленный стеклянный сосуд. Пить керосин с бензином было противно. Но законы старого цирка, стремившегося потакать низменным вкусам отсталых зрителей, требовали от артистов самых необычных, порой изуверских трюков.

Прикрывая лицо мокрым полотенцем, чтобы не обжечь губы и брови, старый факир Бен-Али учил Лон-го стремительно выпускать изо рта струю керосина, направляя её на палку, обмотанную паклей. Создавалось полное впечатление, что огненная струя бьёт фонтаном. Также не очень «вкусным» было и заглатывание золотых рыбок и даже крошечных лягушек, которых потом вместе со струёй воды Лон-го научился выпускать изо рта. Этот трюк назывался «человек-аквариум».

Но этого мало. В течение нескольких месяцев, проведённых в Бухаре вместе с Бен-Али, молодой артист научился и другим факирским трюкам. Так, на манеж выносили раскалённую печку и ставили её в центре. Хорошенькие ассистентки, наряжённые в восточные костюмы, опахалами из павлиньих перьев раздували огонь в жаровне и плавили на нём олово. Деревянной русской ложкой Лон-го, словно борщ, зачерпывал олово и как бы случайно проливал несколько капель на мокрый поднос. Капли металла шипели и пузырились. Артист, подойдя к первому ряду партера, чтобы публика могла убедиться, что трюк исполняется без обмана, подносил ложку ко рту и на секунду капал раскалённое олово себе в рот. Секрет трюка состоял в том, что перед его показом факир незаметно для зрителей вставлял за зубы крошечную ванночку, куда и попадал раскалённый металл.

Однажды в Ташкенте какой-то подвыпивший и подозрительно настроенный субъект усиленно придирался к факиру и пытался разоблачить Лон-го, пользовавшегося большим успехом. Этот зритель стал кричать на весь зал, что фокус — не что иное, как шарлатанство и нахальный обман. Он потребовал повторения трюка. Возбуждённая публика загудела, затопала, поддерживая скептика, Лон-го пришлось повторить опыт с раскалённым металлом. Но зритель всё же не унимался, утверждая, что артист якобы проводит незаметную подмену металла воском. Он требовал, чтобы факир вылил несколько капель олова на его, зрителя, ладонь. Лон-го трудно было отговорить разбушевавшегося скептика от его дурацкой просьбы. Но на этом уже настаивал весь цирк. Делать было нечего, предупреждения не подействовали, и Лон-го капнул металл на руку настойчивому зрителю. С диким воплем тот убежал с арены, проклиная и артиста и всю публику. На другой день хозяину цирка пришлось дать солидную взятку полицейскому приставу, чтобы замять этот неприятный инцидент.

Примерно таким же способом исполнялся и трюк с откусыванием от раскалённой железной пластинки заранее подпиленного небольшого кусочка. Факир раскрывал рот, и пластинка попадала на острый маленький гребешок, также незаметно вставленный в зубы. Тут важно было не обжечь губы.

Старый Бен-Али щедро делился с Митей всеми своими секретами. Он показал ему, как демонстрировать «опыты анестезии» — прокалывать в разных местах иглами щёки и надбровье, находя для этого всегда одни и те же участки тела с наименьшей сетью кровеносных сосудов. Прокалывая щёки большим крючком, Лон-го оттягивал их вниз и к каждому крючку подвешивал десятифунтовые гири!

Он проделывал и другие факирские трюки, рекламируемые в афишах «зверствами инквизиции»: голыми ногами прыгал на битом стекле, ложился спиной на доску, утыканную гвоздями. В первом случае факир заранее подбирал и складывал в специальный мешок такие осколки бутылок, острые края которых предварительно стирались. Высыпанные из мешка на лист фанеры и подсвечиваемые прожекторами, стёкла переливались в свете огней и являли собой устрашающее зрелище, когда человек становился на них ногами и даже приплясывал… И ложе из гвоздей, острия которых были искусно затуплены, тоже не доставляло особой радости исполнителю. Но когда худой, поджарый Лон-го ложился на них, то на каждый из этих гвоздей приходилась ничтожная часть веса тела. Правда, было больно, но не настолько, чтобы нельзя было терпеть одну-две минуты.