Последний фаворит

– Вот-вот, святое, разумное слово твое, батюшка куманек, – быстро закивав головой, вмешался Салтыков. – Я и то говорил, даже… Нешто брат мой не сумел бы с такими чудо-молодцами шведов отдубасить? И дома бы все осталось. А то скажут: не умеют свои генералы войсками командовать. Из-за границы товар выписываем, принцев заморских выкликаем… Да… кхм-кхм-кхм… – вдруг спохватился и закашлялся хитрец. – Впрочем, ее воля, матушки нашей! Ей лучше знать в своем дому, что к чему… Куда квас, куда говядинку…

– Вот-вот-вот: куда говядинку! – подхватил Чертков, довольный выражением.

– А что так запоздал, батюшка ваше сиятельство? – обратился Безбородко к Салтыкову. – Раней не видел я тебя, отец Николай Иваныч. Думалось бы: из первых тебя здесь видеть нынче придется.

– Я и то раней тебя заявился, Александр Васильич. Хоть и не так рано, как думалось… Задержка вышла по дороге… Из Павловска я сюда прямиком ехал… Да около часу переждать пришлося…

– А значит, и вашему сиятельству охота большая встретилась? – спросил Голицын. – Я из-за нее торчал тоже в карете сколько. Жаль, не видел вас.

– Какая охота? Что за остановка?

– А это, изволите ли видеть, граф, – стал пояснять с язвительной улыбкой Безбородко князь Голицын, приверженец Потемкина, – на радостях, должно быть, что от светлейшего назначение пришло господину Платону Зубову, в корнеты кавалергардов возведен… охотой утром тешился. Доезжачие зайца уследили, спустили своры – как раз на проезжей дороге, под Петербурхом. И почитай, час целый никого не пропускали по дороге ни взад ни вперед. Кареты, курьеры, обозы, пешие – все так лагерем по обе стороны и чернеют, смотрят, ждут, что будет. Рога трубят, псы лают… Улюлюкают псари… Уж как серый из озимей выбежал, а за ним проскакали оба брата, в другом поле, по ту сторону дороги, косого настигли, тогда и проезд свободный стал. Вот каковы у нас случаи бывают, государи мои…

– Что же, охотой полезно тешиться… Дело не дурное, – осторожно заметил Безбородко, видя, что все молчат.

– Что кому. Вон светлейший на Дунае, на Днепре турок гоняет, фортеции у них берет. Львам подобно, отличаются многие. А мы тут зайцев струним!

Свое колкое замечание князь Голицын подчеркнул еще язвительной, полной пренебрежения улыбкой.

Но Салтыков не дал в обиду своего ставленника.

– А что поделаешь, батенька ваше сиятельство… Где же тута у нас львов найти, когда больше зайцы кругом бегают, кору гложут! – явно намекая на прозванье, данное князю Голицыну, съязвил в свою очередь фельдмаршал, устремляя все маленькое личико и острый носик прямо к лицу вспыхнувшего, обозленного намеком князя.

Ничего не говоря, отошел Голицын от компании, как будто увидав вдали знакомого, к которому надо было подойти.

– Не любит! – почти вслух за спиной отходящего продолжал Салтыков. – Сам небось лаком на чужой счет пройтися. А чуть самого дело коснется, он и зубы свои заячьи ощерит, и ушами запрядает. Прямой Зайчик! Хе-хе-хе! Кх-кх… Ох уж эти мне придворные лоботрясы…

Маркиз Сегюр, появившийся как раз в эту минуту в приемной, сразу выделился среди всех русских вельмож, каких-то неподвижных и застывших на вид.

Он заскользил от группы к группе, от кружка к кружку, везде являясь желанным собеседником, находя для каждого приятное слово или интересную новость, занимательное сообщение.

Наконец француз расшаркался и с группой, в которой продолжал стоять Салтыков.

– Мой искренний привет вашему сиятельству… – первому поклонился он Салтыкову, затем расшаркался с Безбородко и Чертковым, отдал поклон Моркову. – Граф! Мой генерал! Добрый день, ваше превосходительство. Сейчас выйдет и уважаемый наш Платон Александрович. Он с братом уже с четверть часа как явились с охоты и теперь переодеваются, как мне сообщил всеведущий господин Захар… Тогда и узнаем последние новости о здоровье императрицы, которое так заботит и меня, и весь наш двор. Мой государь особенно поручил мне сообщить самые подробные сведения на этот счет. Не могу ли я у вас, государи мои, услышать что-либо утешительное?

– Утешаться нет особой причины, ибо и печали не видим большой. Нездоровье со всяким приключиться может… О чем же тут особые ноты писать?

– О, конечно, конечно! – поспешно согласился уклончивый, ловкий дипломат. – А вот и младший брат господина Зубова. Значит, скоро явится и старший. Тогда всё узнаем. Пока, может быть, тут что-нибудь услышим…

И юркий француз скользнул дальше навстречу Валериану Зубову, который успел переодеться с охоты и явился раньше Платона в шумной, блестящей толпе пышных вельмож, очень внимательно, даже с оттенком почтительности принявших этого мальчугана, брата фаворита и личного любимца Екатерины…

Среди монументальных, горделиво важных русских вельмож, которые казались такими неприступными и величественными, даже если природа не одарила их внешней представительностью, галльская фигура ловкого маркиза мелькала живым метеором среди неподвижных светил.