— Да, высоко.
— Дэнни, Вы ведь хотели мне помочь? — администратор смотрел на нее с сочувствием и упреком одновременно — мол, хотел, но теперь Вы меня практически подставляете. — Вы можете найти того, кто довезет меня до холма? И помочь собрать в дорогу еду. Я заплачу.
Он печально кивнул. Затем отрицательно покачал головой:
— Платить не надо — я ведь перед Вами виноват.
— Вы не виноваты.
Дэнни ее не слышал:
— Таксист — мой знакомый. Он вас довезет. Белинда… Лин — могу я Вас так называть? Вы ведь понимаете, что ждать он…
«Не будет».
— А ждать меня и не нужно.
— Но Вы не сможете оттуда позвонить — на том холме нет связи. Не сможете вызвать такси, не сможете… вернуться.
Она смотрела не на него — мимо него. Молчала долго, затем произнесла без вызова, но и без сожаления — тихо, ровно:
— А я и не собираюсь возвращаться.
— Люди одинаковы во всех мирах. Злы.
Они застыли в углу темной комнаты. Горел на столе ночник, высвечивал на потолке витые тени от люстры и решетку от перил в детской кроватке. Лежала на диване бабушка, молодая мать качала на руках ребенка — качала уже долго, устала. Сын, когда его клали в кроватку, лишаясь ощущения тепла материнских рук, принимался хныкать — приходилось укачивать вновь.
— Они не злы, мор. Они просто устали.
— Разве это дает им право на злобу?
— Это страхи. А там, где страхи, любовь иссякает.
— Их страхи порождают их же собственное бессердечие. Люди везде одинаковы.
Принялась надрывно мяукать в коридоре кошка; бабушка обреченно вздохнула, молодая мать раздраженно поджала губы. Кошке хотелось на волю — хотелось свободы, гуляний, котов. Гормоны.
— Тань, может, в коридор ее?
И тихий шепот в ответ:
— Может быть, мам. Достала уже. Постоянно будит его, — кивок на спящего на руках сына, — дура пушистая.
— И меня будит. Ночами из-за нее спать не могу. А днем устаю сильно, мне бы хоть ночами высыпаться.
Кошка на какое-то время унялась, будто услышала, что речь ведут про нее. Тикали на полке квадратные маленькие часы — стрелки показывали приближение полуночи.
Ребенок беспокойно ворочался; тихо злилась мать, злилась бабушка. Такими же глубокими, как тени в кроватке, были тени под их глазами — усталость, усталость, сплошная усталость: маленький ребенок — это такая забота, такая ответственность. Стараешься, стараешься, а все будто против тебя — лай собаки за окном, голоса пьяных с лавочки. Еще эта кошка. Только усыпишь маленького, и тут эти бесконечные «мявы».
— Мира, зачем мы здесь?
Обитатели квартиры гостей не видели — незачем.
— Если им не хватит любви, они выбросят кошку в коридор, и она потеряется. Утром откроют дверь, чтобы запустить ее, а кошки нет — убежит.
— И?
Мира с грустью смотрела на молодую, одетую в халат босоногую мать.
— Я хочу посмотреть — может, им хватит. Ведь они не злые, Мор.
— Ага, как же, — крякнули в ответ.
— Их просто душит чувство вины. Они стараются для сына, делают все для того, чтобы тот рос счастливым, пытаются обеспечить ему покой, а все вокруг, как им кажется, против них.
— И поплатится за это кошка? Зачем было брать?
— Ее любили.
— Раньше. Но не любят сейчас.
— Любят. Только любви не хватает там, где есть страхи. Если сын снова проснется, мать подумает, что плохо качает его, что виновата, что она — плохая мать. Что не может обеспечить ему тишину. Но мать не виновата. И кошка тоже. Никто никогда не виноват.
— Ты всегда их защищаешь.
Мор не мог понять, зачем они сунулись в эту квартиру, ведь тем недавним прямым вмешательством на мосту они лишили себя права на другие вмешательства на длительный срок. Квота. Нельзя напрямую вмешиваться в решения людей — это чревато. А тут снова поход, эта квартира, надрывно орущая кошка, которая в этот самый момент вновь начала басовито мяукать в коридоре.
— Мам, вынеси ее, а? Пусть посидит ночь за дверью.
Момент икс. Принятое решение — решение не в пользу кошки; душевного света на всех не хватило.
Заскрипел диван; бабушка спустила ноги на пол, тихонько обулась в тапочки, хмурая, поджала губы.
— Сейчас найду ее.
— Все. Посмотрела, убедилась? Пойдем отсюда — мы все равно ничего не можем сделать, Мира, — шепнул Мор. — Пойдем. Чего стоишь? Ты не можешь вмешаться и не можешь им помочь.
— Не могу, — Мира грустила, — но я хотя бы могу рассказать кошке о том, что люди выбросили ее не со зла. О том, что им просто пришлось выбирать.
— Угу, из-за собственных стрессов.
— Пусть так. И еще я хочу помочь ей пойти в ту сторону, где для нее найдется новый хозяин.
— Мира, у нас квота.
— Я не вмешиваюсь в жизнь людей.
— Ты все равно вмешиваешься.
— Это кошка. Просто кошка, Мор.
Он неприязненно кивнул — ладно, за кошку им, может быть, не попадет.
А ту, о ком шла речь, в эту минуту поймали на кухне в углу и вынесли за дверь — тихо щелкнул в коридоре замок.
Любовь проиграла.
Глава 4